Городская усадьба Нефедьевых стояла в начале Дворянской улицы, по правой стороне, если идти от собора. Одноэтажный, но просторный, с обширным мезонином дом был заметен издали. Когда до него оставалось пятьдесят саженей, Алексей увидел удивительную, умилившую его картину. Из калитки выскочили Варенька и Агриппина Титус и, неприлично высоко задрав юбки, бросились ему навстречу. Обе были в платьях светлых тонов без всяких следов траура!

– Жив! Жив! – еще издали радостно закричали они Лыкову. Вне себя от радости, тот подлетел к дамам, схватил их в охапку и сделал так несколько кругов вальса по тротуару. Потом аккуратно поставил, не разжимая объятий, и принялся целовать их по очереди. По лицам женщин текли обильные слезы, да и у самого Алексея першило в горле. Должно быть, они представляли для прохожих любопытное зрелище.

Наконец, Агриппина вырвалась из сыщиковых объятий, отступила на шаг и сказала сиплым голосом:

– И будет жить!

Спустя несколько минут Лыков заседал в обширной гостиной и пил чай. Варенька с Грушей устроились напротив и рассказывали наперебой:

– Его ударили ножом сзади под левую лопатку. Целили в сердце.

– Но оно же у него не там! – радостно воскликнул Алексей.

– Вот! А тот, кто бил, этого не знал!

Титус имел очень редкую патологию: сердце у него помещалось справа, а не слева. Это обстоятельство ничуть ему не мешало, а вот теперь спасло жизнь.

– Где это случилось?

– В конце Солдатской улцы, за бараками для обучения запасных.

– Как же он спасся, а не истек кровью?

– Его стоны услыхал Тимофей Рукавицын, юноша, который случайно проходил неподалеку.

– Тимофей Рукавицын? Не сын ли он Евлампию Рафаиловичу?

– Да, – ответила Груша. – А вы его откуда знаете? Съемщик здешний. Он нам ваши вещи с парохода завез, вот мы с Варей и побежали навстречу.

– Да мы плыли вместе на этом пароходе. Разумный дядя!

– Все семейство Рукавицыных очень порядочное. И Тимфей в родителей пошел. Он, собственно говоря, и спас Якова. Тот был еще в сознании и успел дать юноше инструкции, как остановить кровотечение. А потом впал в забытье… Но Тимофей сумел его правильно перевязать и дотащил на себе до больницы.

– Надо бы отблагодарить паренька!

– Я уже ходила к ним, предлагала триста рублей, но там не приняли. Стыдно, говорят, деньги брать за спасение христианской души.

– Хм… Ладно, я найду способ. Как Ян чувствует себя сейчас? Я могу с ним немедленно поговорить?

– Яша еще очень слаб, но в сознании и медленно поправляется. Мы можем пойти к нему хоть сейчас.

– Вот только умоюсь с дороги, и сразу пойдем. Варенька, а где мои разбойники?

– В поместье, с няней Наташей.

– А Окуньков при них?

Варвара Александровна хлопнула длинными ресницами:

– Денно и нощно, как ты и велел. А что?

– Молодец, все верно. После больницы поедем к ним.

Земская больница представляла собой длинное одноэтажное деревянное здание в конце Набережной улицы. Через полчаса Лыковы с Грушей входили в дворянскую палату, довольно чистую. Пахло карболкой и персидской ромашкой. Бледный, как полотно, с бесцветными губами, на ней лежал Титус и вяло глядел в потолок. Увидев посетителей, он сразу повеселел.

– Здравствуй, Яша! Извини – ехал и не чаял с тобой побеседовать. Есть ведь Бог, а?

– Есть… – согласно прошептал бывший грозный сыщик.

– Ты видел того, кто тебя ударил?

– Нет… Сразу потерял сознание… Потом очнулся… слышал, как он уходил… Мог повернуться, чтобы его увидеть… побоялся добьет…

– Хорошо сделал, что не повернулся. Главное, что ты живой. А этого вурдалака оставь теперь мне. У меня отпуск на два месяца – время есть.