– Ваше величество, я всё понимаю, ну до ТАКОЙ‑то степени зачем?!

– Русс‑сс‑кий ч‑ловек нн‑пивается с горю глубокво, – неторопливо пустился объяснять на пальцах царь, пока я кое‑как усаживал его на скамью. С которой он столь же упорно норовил сползти на пол! – Либо с р‑дости великой… Себе нн‑льёшь?

– Ну и какое у вас горе или радость?

– Нн‑никакого… От с этого и пью… от оды‑ны‑образности бытия! Так ты нн‑не будешь? А за мм‑моё зд‑ровье?!

– Вы из меня дежурного собутыльника не делайте, и так уже государыня косится. – Я плюнул на всё и сел рядом с царём, вытянув ноги. – Слушаю. Записываю. Кайтесь.

– Оххх‑тно. – Он приобнял меня за плечи и, тоскливо отпихнув тапкой пустой штоф, просветил ситуацию: – В сей день алк‑голем я усерден был по пр‑чине ннн‑в‑стр‑б‑ванн‑сти! Понял, нет? Я ж никому не нн‑ужен… Эй! Кому тут нн‑нужен царь?! Млчат… ннни‑кому не нужен. Всё есть, всё х‑рошо, всё мирно, всё благ‑денствуе‑эт! Дума б‑ярская – думает, царица м‑мл…ладая – царицинствует, народ – трудится, враги, и те, заразы, не в‑враждуют… Я туда‑сюда, пробовал – не нужен я им! Вот сижу им на ттт‑роне, и ладно. А у меня… может… з‑дница болит уже просто так на ттт‑рне сидеть! П‑нимаешь?

– Понимаю.

– Тогда ск‑жи, вот ты мне друг, да? Друг, в‑верю… Я тебе нужен? В‑зьми меня к себе…

– Да ради бога, – не подумав, ляпнул я, отвлекаясь на стук каблучков за дверями.

Государь упоённо приподнялся и, поймав меня за уши, трижды насильно облобызал в обе щеки:

– Я зз‑нал! Ты вот не пр‑дашь друга… Эх, Нн‑кита, как тя там… по бат‑юшке… Щас, сапог надену и к… ик!! И к тебе в от‑дление, на оперативную долж‑н‑сть!

– О майн гот… – Лидия Адольфина решительно шагнула в комнату и встала над нами неумолимая, как европейская система правосудия. Горох тихо откатился в сторону, ещё раз икнул и, встретившись плавающим взглядом с любящей женой, молча указал на меня пальцем.

– Нам есть надо ошень серьёзно погофорить, герр полицайн!

Я скорбно встал и, опустив голову, покорно последовал за развернувшейся царицей. Пьяный самодержец виновато улыбался мне вслед…

* * *

В реальность дела о преступных циркачах рассудительная государыня не поверила. С её точки зрения, отсутствовал элемент материальной заинтересованности. Раздавать наркотики ради продажи билетов на представление? Глупо… Выгода не столь существенна, а выступление своё балаганные артисты отрабатывают честно. На канате не схалтуришь, да и не весь зал пришёл под кайфом.

В чём же смысл? При чём тут отрезанные косы? Хотя сам факт отрезания бывшую австрийскую принцессу испугал искренне, но какова конкретная цель похищения девиц? Обыск в цирке она однозначно не одобрила, потому что маэстро Труссарди – иностранец, а значит, могут иметь место международные кривотолки, ну и так далее в том же роде. Люди приличные, трезвые, заметных шалостей себе не позволяют. Короче, улик не хватает, всё слишком недоказуемо…

Примерно те же сомнения были высказаны и Бабой Ягой, так что моё уважение к царице Лидии только выросло. Тем паче что всерьёз в спаивании мужа она меня не упрекала. Просто попросила, по‑человечески, в гости захаживать пореже, а как появится возможность, взять государя на ближайшую облаву, пусть развеется. Да, Гороху молиться надо на такую жену, не понимает мужик собственного счастья…

– Я просить фас не наклоняться?.. не уклоняться?! а, не откланиваться надолго. Ми с мужем без фас весьма скучать… – Милостиво протянув мне ручку для поцелуя, государыня самолично проводила меня к выходу из своих палат.

А за дверями нас ждала… грозная боярская дума в полном составе. Сначала я даже не понял, с чего это они сюда припёрлись? Лица суровые, бороды вздыбленные, посохи дрожат от возбуждения, а на мясистых носах блестят капельки пота. Лидия Адольфина чуть удивлённо покосилась в мою сторону, я вскинул бровь, изображая полнейшее непонимание… Мы простояли так долгую минуту, а то и две. Все вопросы снял дьяк Филька, высунувшись из‑под тяжёлого рукава боярина Бодрова: