– И что же случилось?

– Ворота были открыты. Я подъехала к дому. Позвонила в дверь. Никто не открыл. Тогда я развернула машину…

– Почему вы не шли пешком?

– Я боялась собак. Решила, что, если там есть сторожевая собака, лучше сидеть в машине.

– Понятно. Дальше.

– Я объехала вокруг дома, но не хотела ставить машину прямо на дороге, так что стала потихоньку разворачиваться и отъезжать к обочине. Вы помните, вчера шел дождь, и трава у дороги была сырая. Задние колеса у меня оказались слишком далеко от дороги, одно из них соскользнуло, и, когда я попыталась выйти из машины, колесо крутилось. Я все же открыла дверцу, вышла и направилась к дому. И тут увидела, что из высокой травы около кустов торчит мужская нога в штанине и ботинке. Тогда я прошла пару шагов вперед и увидела другую ногу, вроде бы скрюченную. Я раздвинула кусты и тут же наткнулась на мертвое лицо Фелтинга Граймса.

– Он был мертв?

– Мертвее некуда.

– Вы до него дотрагивались?

– Да, я наклонилась и дотронулась до его лица. Оно было холодное.

– Почему вы решили, что его убили?

– Да потому что грудь у него была пробита пулей.

– Так, – сказал Мейсон, – продолжайте. Давайте послушаем финал. Что вы сделали?

– Я до смерти перепугалась. Побежала обратно к машине, села в нее и попробовала завести. Колеса немного покрутились вхолостую, потом я выехала на дорогу и выбралась наконец оттуда.

– А револьвер? – спросил Мейсон.

– Из-за револьвера я совсем потеряла голову. Выезжая из ворот усадьбы, я снизила скорость. У ворот росли какие-то кусты. Я вышла из машины и забросила револьвер туда как можно дальше. Потом снова села за руль и поехала к Нелл, чтобы сказать ей… но тут вспомнила, что мне нужно к вам, и… и вот я здесь.

Мейсон бросил взгляд на свою клиентку, потом на Деллу Стрит и сказал:

– Вы знаете, Гвинн, я вспомнил, что о вас говорила ваша подруга Нелл Граймс.

– Что же?

– Что вы не умеете врать.

Гвинн покраснела. С недовольным видом она поднялась было со стула, но тут же снова уселась в напряженной позе на самый краешек.

– Меня это возмущает, мистер Мейсон!

– Эта ваша история… – начал Мейсон.

– В ней все правда, – перебила она. – А возмущает меня, когда говорят, будто я не умею врать. Я первоклассная врунья, и уж если бы я выдумала какую-нибудь историю, она звучала бы куда правдоподобнее, чем эта, и была бы гораздо интереснее. Конечно, очень странно, что полицейский подсовывает мне через окно машины револьвер, чтобы я защищалась от его же приставаний, но ведь он понимал, что иначе я его не впущу, а ему нужно было, чтобы я его впустила. Он не знал, что делать… Я говорю правду!

– Ну ладно, – мрачно заключил Мейсон. – Вы моя клиентка. Я должен действовать исходя из того, что вы говорите правду. Если вы лжете, считайте, что путевка в газовую камеру у вас в кармане. Вы это понимаете? Самая дорогостоящая ошибка, какую только можно совершить, – это ложь своему адвокату. Это все равно как если бы пациент лгал своему врачу. Я понятно выражаюсь?

Она кивнула.

– У меня нет времени, чтобы допрашивать вас с пристрастием. Я должен действовать, предполагая, что вы мне не лжете, и держаться этого до конца. Если вы мне солжете, то все, что я сделаю, чтобы защитить вас, вернется к вам как бумеранг и обернется против вас. Понятно?

Она снова кивнула.

– Ладно, – сказал Мейсон. – У вас есть список клиентов, который вам сообщают каждый день по телефону? У вас есть клиенты?

– Конечно, есть. У меня еще целый день впереди.

– Идите к своим клиентам.

– А разве я не должна… Разве нам не нужно сообщить, что я нашла труп и…