Спустившись на другую сторону ручья, Баг тут же обрел подтверждение своим мыслям: он оказался прямо перед входом в небольшой храм, на доске перед которым значилось: «Цзы-гу мяо», то есть – «Кумирня Цзы-гу». Ланчжун еще в детстве слышал от матушки Алтын-ханум трагическую историю жившей почти тысячу лет назад девушки из рода Хэ, которая, не будучи в силах вынести разлуки с младшим отпрыском рода Ли, покончила с собою в месте отдохновения. В те поры браки устанавливались лишь с согласия родителей; правилом было, что родители сами или, что чаще, через сваху подбирали женихов дочерям, исходя из своих собственных, подчас корыстных соображений, и молодые впервые видели друг друга уже после свадьбы. С девицей Хэ случилось иначе: ее родители в широте взглядов явно опередили свое время, ибо девица и молодой преждерожденный Ли получили возможность оценить друг дружку еще до свадьбы, – Ли увидела жениха через щель в ставнях, когда тот вместе с родителями был приглашен в дом по случаю дня рождения ее батюшки; а юноше тайком, через сваху, передали живописный портрет девы; взаимная любовь вспыхнула с первого взгляда. И все шло хорошо – гадатель определил благоприятный день для проведения церемонии, были куплены подарки, снаряжен свадебный паланкин… но тут император милостиво повелел начать работы по приведению в порядок оборонных рубежей державы: северные кочевые варвары вновь, как уже не раз случалось, забыли о своем варварском долге, перестали платить дань и мало того – сделались необычайно дерзки, стали сбиваться в полчища. Долг перед отечеством не позволил молодому Ли жениться. Спешно собравшись, он отбыл на строительство Великой стены, да там и сложил голову во время одного из предательских набегов пребывавших в невежестве кочевников. Получив трагическую весть, девица Хэ потеряла разум и от неизбывного горя утопилась в давно не чищенном отхожем месте.

Она умерла в пятнадцатый день первого месяца, и с тех пор в этот день среди тех, кто помнил об истории влюбленных, было принято приносить девице Хэ – народная молва дала ей имя Цзы-гу, Пурпурная Дева, – жертвы: возжигать в домашнем месте отдохновения благовонные курения, жечь жертвенные деньги. А теперь Баг стоял перед первым в Ордуси алтарем Цзы-гу – раскрашенная деревянная статуя прелестной молодой девушки виднелась в покойной нише, а перед статуей, на особом столике, лежали приношения: фрукты, жертвенные бумажные ляны, даже маленькая бутылочка с эрготоу; в двух бронзовых жаровнях по бокам дымились ароматные благовония… Велика память народная, никто не забыт и ничто не забыто. Из кумирни Баг вышел просветленный.

Потом они с Каем еще некоторое время ходили по улочкам между старыми сыхэюанями – пока наконец Судья Ди басовитым мяуканьем не обратил их внимание на то, что лапы его окончательно замерзли. Да и подкрепиться бы не мешало. Тут кто-то говорил про ханбалыкскую утку?

…Повар закончил свое священнодействие и обратил взор на заказчиков. Кай Ли-пэн в ответ важно кивнул: да, все сделано правильно, большое спасибо, драгоценный преждерожденный. Работник кухни довольно улыбнулся и с ножом в руке усеменил прочь, а пришедшие ему на смену ханеянки поставили, потеснив закуски, блюдо в центр стола и расположили по правую руку от Бага и Кая по тарелочке со специальными тонкими лепешками и свежим луком-пореем, а также по плошке со сложным в приготовлении соусом «цяньмэньцзян» – знатоки утверждают, что половина вкуса ханбалыкской утки заключена именно в этом соусе; искусство повара тут не менее важно. Судье Ди – а когда приятели и кот вошли в харчевню, невозмутимый прислужник, сосчитав их взглядом, пробормотал «трое…» и приставил к столику особый высокий и широкий стул с особым углублением для миски – соуса не досталось, как, впрочем, и лепешек с луком. Однако же несколько кусочков утки ему перепало – быть может, и не самых хороших, но вполне ароматных и жирных. Кот к трапезе не приступал, смотрел на Бага выжидательно.