– Если суд не против, я предлагаю взвесить их сейчас, – сказал Мейсон.

– С какой целью? – поинтересовался судья Алберт.

– Если весы покажут, – объяснил адвокат, – что сейчас эти две вещи, без пакетиков, весят сорок шесть фунтов, тогда это будет определяющим доказательством, что кто-то подбросил пакетики в чемодан после того, как обвиняемая сдала вещи в багаж.

– Полагаю, что я могу принять такое объяснение, – решил судья Алберт. – Объявляю перерыв на десять минут. Судебный пристав принесет в зал суда какие-нибудь весы, и мы взвесим эти два чемодана.

– Совсем не обязательно, что это прояснит дело, – запротестовал Кезуэлл. – Мы знаем, что чемоданы весили сорок шесть фунтов, только со слов обвиняемой. Тогда она была отпущена под залог. Мы не знаем, что было изъято из чемоданов.

– Разве они не были под надзором полиции? – спросил судья Алберт.

– Были, но ей разрешалось приходить и брать из чемоданов одежду.

– Она приходила и брала что-нибудь из чемоданов?

– Я не знаю, ваша честь.

– Если вы не знаете, брала ли она что-либо из чемоданов, то вы не можете знать, не подложил ли кто-нибудь что-то в чемоданы, – резко проговорил судья Алберт. – Суд удаляется на перерыв, а сюда принесут весы.

Мейсон неторопливо направился к телефонной будке, позвонил в Главное полицейское управление, в комнату для журналистов, и сообщил:

– Через десять минут в зале суда ожидается интересное представление. Судья Алберт собирается взвешивать доказательство.

– Он всегда взвешивает доказательства? – оживленно поинтересовался один из журналистов.

– Не таким образом, – пояснил Мейсон. – Он собирается взвешивать его на обычных весах.

– Что?!

– Именно так. Через десять минут, на обычных весах. Вам лучше поторопиться. Может оказаться что-то интересное для вас.

– Номер комнаты? – спросил журналист.

Мейсон ответил.

– Мы придем, – пообещал журналист. – Если возможно, задержите немного эту процедуру.

– Не могу, – отозвался Мейсон. – Как только появятся весы, судья опять откроет заседание суда. Он полагает, что ему хватит на это десяти минут, я тоже так думаю. Судебный пристав пошел за весами. – И он повесил трубку.

Мейсон, стоя за спиной Вирджинии Бакстер, сказал:

– Я делаю ставку на то, что вы говорите правду. Но если лжете, то вас ждут страдания.

– Я не лгу, мистер Мейсон.

Мейсон пояснил:

– После вашего ареста на первой полосе газеты появилась ваша впечатляющая фотография с рассказом, что бывшая секретарша юриста занялась контрабандной перевозкой наркотиков. А заметка о снятии с вас вины на предварительном слушании займет всего строк пять-шесть где-нибудь в середине газеты. Их мало кто заметит.

Я же стараюсь, чтобы это превратилось в столь поразительное действие, которое будет достойно грандиозного сообщения в печати. Если вы говорите правду, то таким образом мы восстановим ваше честное имя: все, кто читал о вас первую статью и помнит ее содержание, прочтут новую и запомнят, что вы оправданы. Но если вы лжете, это испытание причинит вам боль.

– Мистер Мейсон, я говорю вам чистую правду. Почему наконец я захотела торговать наркотиками или каким бы то ни было образом ввязаться в это дело?

Мейсон усмехнулся:

– Как правило, я не задаю себе подобных вопросов. Просто говорю: «Эта девушка моя клиентка, и в любом случае она должна быть права. По крайней мере, я собираюсь действовать исходя из этой посылки».

Судебный пристав и два его помощника вкатили в зал суда весовую платформу, взятую из тюрьмы, на которой взвешивали заключенных во время их регистрации. Судебный пристав исчез в судейской комнате, чтобы доложить судье Алберту, что его задание выполнено.