Левашов всмотрелся в один листок, то приближая его к глазам, то относя подальше, потом взял другой, пошевелил губами, затем пощипал себя за усы.

– Ох, Алексей Сергеевич, без ножа ты меня режешь, – нехотя подписывая документы, проворчал Левашов. – Вот почему ты такой?

– Ну, вообще-то, я впервые прошу возобновить расследование для того, чтобы оправдать обвиняемого.

– Господи, а что же я там скажу? – Левашов с тоской глянул на потолок.

– Скажите, что настоящий убийца разгуливает на свободе и представляет серьезную опасность для других подростков.

– Ну, ты еще поучи меня! – рассердился тот. – Иди, работай! И обо всем докладывать лично!

– Конечно, – не по уставу ответил Адамов и, вложив документы в папку, вышел.

***

Анна очнулась от ощущения, что ее куда-то волокут. Приоткрыв глаза, она все поняла. Сокамерница подтащила ее к кровати и, оставив лежать на полу, разорвала простынь и принялась привязывать перекинутую через прутья спинки скрученную в жгут ленту. Все сразу стало на свои места. Эта женщина пришла в камеру специально, чтобы разыграть ее самоубийство. Но зачем?!

Пока та возилась возле спинки кровати, Анна не растерялась и, мгновенно вскочив на ноги, бросилась к выходу.

– Помогите! Помогите, убивают! – хрипло, почти неслышно закричала она и изо всех сил замолотила кулаками в дверь.

Анна обернулась, ожидая нападения, но, к ее удивлению, тетка уселась на свою койку и изобразила удивление.

Наконец залязгали замки, в камеру вошел надзиратель и, похлопывая дубинкой по ладони, набычился:

– Что случилось? Что ты орешь?

– Она-она-она хотела меня задушить. Вот-вот-вот, видите скрученная простыня! – сбивчиво объясняла Анна, голос был сиплым от удушья, отчего слова вырывались отрывисто и неразборчиво.

– Ты что несешь? – вскинулась та. – Совсем с ума сошла? Я спала! Гражданин начальник, я проснулась, а она к кровати себя привязывает, я ей помочь хотела, а она разоралась, как ненормальная!

– Ты врешь! – просипела Анна.

– А ты чокнутая! Рыдала тут полночи, спать не давала! Гражданин начальник, говорю же, крыша у нее поехала.

– Так, заткнулись обе! Загородняя, за мной! – скомандовал надзиратель и распахнул дверь. – Руки за спину, лицом к стене.

Анна на дрожащих ногах вышла из камеры, но тут голова закружилась, и она, съехав по стене, рухнула на пол.

***

Еле дотерпев до утра, Адамов помчался в СИЗО.

– Добрый день. Прокурор Центрального района Адамов, – показал удостоверение Алексей. – Я вчера звонил Семенову по поводу допроса Загородней Анны Васильевны.

Охранник на КПП сверился с записью в журнале:

– Да, проходите. Только это… Загородняя ваша в больничке.

– Почему? – тут же насторожился Алексей.

– Руки на себя наложить хотела, сокамерница из петли вытащила.

– Так. И что с ней? Она может говорить?

Охранник кивнул:

– Нормально все с ней. Идите туда, там административное здание, там же медчасть. Тропинкин! – окликнул он напарника, дежурившего у шлагбаума. – Проводи прокурора.

***

– Анна Васильевна, вы можете разговаривать? – Адамов старался говорить вежливо, хотя в данный момент ему хотелось наорать на нее. Ну что за безвольное существо?! Чуть что не так, сразу в петлю!

Анна глянула на прокурора и отвернулась. Она сразу его узнала, едва он перешагнул порог палаты. Говорить совсем не хотелось, горло болело и саднило. И вообще, о чем с ним говорить? Зачем пришел? Он же не человек, терминатор! Она сидела на кровати и отвернувшись бездумно смотрела в окно сквозь решетку.

Адамов присел на стоящий у стены стул, хотел пододвинуть его, но не смог – стул был привинчен к полу.