– Увы, – заметил Загорский, – бог войны оказался не на нашей стороне. 31 марта броненосец «Петропавловск» налетел на минное заграждение и затонул. Погибло 650 человек, в том числе и адмирал Макаров.

Тем временем в конце апреля японская Первая армия форсировала реку Ялу́ и нанесла поражение частям российской Маньчжурской армии.

Уже 3 мая японцы потопили у входа в гавань Порт-Артура восемь транспортных судов и блокировали русский флот. Благодаря этому Вторая японская армия смогла высадиться в Маньчжурии. Русский гарнизон Порт-Артура под командованием генерала Стесселя и русская эскадра контр-адмирала Витгефта противодействовать высадке не смогли.

27 апреля наступающие японские части прервали железнодорожное сообщение между Порт-Артуром и Маньчжурией. Позже состоялось несколько сухопутных сражений между наступающими японцами и русской армией…

– Наши бились героически? – ревниво осведомился Ганцзалин.

– Как обычно, – коротко отвечал Нестор Васильевич.

Осталось, впрочем, неясно, что он имел в виду. То ли наши бились, как обычно, героически, то ли бились не героически, а как обычно. В любом случае успех был на стороне японцев, и уже 9 августа Порт-Артур был окружен по всему периметру, и началась его тесная осада. Незадолго до этого в морском бою погиб адмирал Витгефт, и положение русских в Порт-Артуре стало крайне незавидным…

Тут Загорский умолк и прислушался к чему-то.

– Что такое? – спросил помощник.

– Ты ничего не слышишь?

Ганцзалин навострил уши.

– Женский голос, – проговорил он.

– Более того – знакомый женский голос, – кивнул Нестор Васильевич. – Готов поклясться, что я слышал его совсем недавно.

Они выглянули из купе. Коридор был пуст, только ближе к концу вагона стоял и смотрел на проносящиеся мимо мокрые осенние поля шатен лет тридцати – в штатском, но с военной выправкой. В руке у него дымилась папироса, сухой горячий пепел с нее он стряхивал в открытое окно.

Мимо шатена не торопясь прошел пехотный полковник и скрылся в уборной. Шатен бросил вслед ему быстрый взгляд и продолжал курить.

– Постой пока тут, – шепнул помощнику Нестор Васильевич и направился в сторону загадочного курильщика.

Ганцзалин думал, что хозяин заведет с ним разговор, но Загорский прошел мимо совершенно молча. Вернулся он спустя пару минут и, не сказав ни слова, дал знак китайцу зайти в купе.

Они уселись на диван, вид у Загорского был задумчивый.

– Шпион? – негромко спросил его Ганцзалин.

Тот посмотрел на него непонимающе:

– Ты о ком?

– Этот, – проговорил китаец. – Который курит. Следит за кем-то?

Нестор Васильевич улыбнулся.

– Нет, скорее охраняет. Когда человек следит, он, во-первых, сосредоточен на объекте слежки, во-вторых, без крайней необходимости старается глаза окружающим не мозолить. А этот разглядывает всех мимо проходящих, и в фигуре его есть нечто настороженное. И уж во всяком случае он точно не наблюдает за нами. Впрочем, это стоит проверить. Как ты смотришь на то, чтобы отправиться в вагон-ресторан?

– А вещи? – ревниво спросил Ганцзалин. – В поезде полно подозрительных рож, а у нас в купе – секретные бумаги.

– Ну, во-первых, не такие уж они и секретные, – улыбнулся Нестор Васильевич. – А во-вторых, несколько действительно секретных листков легко поместятся в кармане моего пиджака. Что же касается наших с тобой брюк и сорочек, вряд ли кто-то на них позарится.

Бурча, что хозяин недооценивает важности одежды и что разведчик в штанах и разведчик без оных – две совершенно разные в глазах общества фигуры, Ганцзалин все же последовал за статским советником, при выходе из купе бросив по сторонам пару свирепых взглядов. Взгляды эти, впрочем, пропали втуне, потому что в коридоре в этот момент все равно никого не было.