«Повременить, – решила Наташа. – Вот проеду по соседям, тогда и расскажу. Все равно Саша совсем несерьезен сейчас…»

* * *

Граф стал бывать в доме Красковых почти каждый день. Вместе с Наташей они катались верхом, обсуждали прочитанные книги, обедали и говорили, говорили, узнавая друг друга все ближе. За ежедневными визитами графа Наталья все откладывала посещение соседей, каждый вечер обещая себе, что посвятит этому следующий день. Но приезжал граф – и день опять оказывался посвященный его синим глазам. Слушая Наташу, наблюдая за ней, Орлов все глубже осознавал, что потерялся в пространстве красоты, ума и непосредственности. И Бог знает как бы он был счастлив, если бы Наташа позволила ему остаться там навсегда…

В один из этих дней, ранним утром, они прискакали верхом на одну тайную Наташину полянку, договорившись выследить приходившую подкормиться туда заячью семью.

Промучившись полтора часа в колючих зарослях ежевики и кляня весь заячий род на свете, Наташа с графом вылезли из тайника озябшие и исцарапанные. Домой возвращаться не хотелось. Наташа, чтобы согреться, предложила показать боевой прием из своих книжек, которые граф накануне рассматривал с большим интересом.

– Размахивать ногами я не буду, конечно, – прыгая вокруг Орлова, смеялась Наташа. – Но вы знаете, граф, что одним движением руки можно сломать человеку шею!

– Наташенька, мне моя шея еще нужна, – жалобно сказал граф. – Может, что-нибудь полегче?

– Нет, – насупилась Наташа, – я уже настроилась. Да вы не бойтесь, я до вас даже не дотронусь. Вовремя остановлюсь, надеюсь. Вы только не двигайтесь, не бойтесь и следите за моими руками – потом сами попробуете.

– Нет уж, увольте, пробовать не буду: ваша шея не для того создана, чтобы ее ломать, Наташенька.

«Господи, ну как же это у него получается сказать „Наташенька“ так, что чувствуешь себя сразу потерянной… Будто под гипнозом: кажется, сделаешь все, что не попросит», – подумала она и, чтобы отвлечься, нахмурилась и, насколько позволяло платье, приняла боевую стойку.

Приказала:

– Подойдите ближе, граф, еще ближе! Стойте!

– Отчего же, – сказал граф, – я могу еще.

– Да стойте же! – рассердилась Наташа.

Саша залюбовался лицом девушки, которое из милого и нежного стало сосредоточенным и отстраненным. Ее губы сжались, дыхание стало ровным и глубоким. Глаза зажглись зеленым огоньком, который стремился к только одной ему ведомой цели. Наблюдение за этой воинственной метаморфозой настолько увлекло графа, что он забыл все данные ему наставления. И когда Наташа, страшно и коротко что-то прокричав на выдохе, сделала выпад руками – как показалось Саше – прямо ему в лицо – он от неожиданности отскочил. И сделал это так неловко, что, поскользнувшись о корягу, со всего своего немаленького роста рухнул на спину и застыл так, широко раскинув руки.

«Убился! – внутренне закричала Наташа. – Ведь недаром я поминала, что Бог троицу любит. Вот он – третий раз. Я его убила!»

Она кинулась к графу. Тот, казалось, действительно «убился». Лежал неподвижно, бледный, с закрытыми глазами. Наташа судорожно ощупала графу голову, шею и, отчаявшись, приложила ухо к груди – стучит ли сердце? Стучало, да еще как! Быстро-быстро. Она с чувством облегчения подняла голову и увидела открывшиеся глаза графа с прыгающими смешинками в глубине. Но вдруг выражение глаз поменялось – они потемнели, смешинки сменились сосредоточенностью. Саша обхватил ее за плечи и повлек вниз, к себе. Перевернулся вместе с ней, и вот уже она лежит на траве с таким же бьющимся сердцем, снизу глядя на его лицо.