– Почему ты сегодня так задержался, милый? – спросила она, отодвигая пустую тарелку.

Такой вопрос уже требовал ответа, и Роберт сказал:

– Мне пришлось съездить в дом Фрэнчайз, ну тот, который на Ларборо-роуд. Меня просили дать юридический совет.

– Эти странные люди? А я и не знала, что ты с ними знаком.

– Я не был с ними знаком. Они просто хотели посоветоваться.

– Надеюсь, они тебе заплатят, милый? Ведь у них нет ни гроша. Отец работал в какой-то фирме и допился до смерти. Оставил их, бедных, ни с чем. Старая миссис Шарп держала в Лондоне пансион, а дочка была в нем прислугой. Еще немножко, и они очутились бы на улице, но тут умер старый мистер Кроуль, владелец Фрэнчайза. Подумать только, какая удача!

– Тетя Лин, откуда у тебя эти сведения?

– Но все это правда, милый, совершенная правда. Забыла уже, кто мне рассказывал, по-моему, кто-то, кто жил в Лондоне на одной с ними улице, но, во всяком случае, это из первых рук. Я ведь, как тебе известно, не сплетница. Ну, дом хороший? Мне всегда хотелось знать, что там за железными воротами.

– Нет, дом довольно безобразный. Но есть хорошие вещи.

– Вряд ли они содержатся в таком же порядке, как наша мебель, – сказала тетушка Лин, не без гордости взглянув на прекрасный буфет и стулья, стоявшие вдоль стены. – Кстати, пастор вчера сказал: если бы он не знал, что это жилое помещение, он решил бы, что здесь музей.

Упоминание о пасторе навело ее на новую мысль…

– Кстати, будь особо терпеливым с Кристиной, прошу тебя. Кажется, она собирается вновь «спасать душу».

– Бедная, бедная тетя Лин, вот напасть! Сегодня за утренним чаем на блюдце оказался какой-то священный текст, начинавшийся словами: «Ты, Господь, меня видишь…» Она, что ж, снова меняет секту?

– Да. Уходит от методистов и вступает куда-то еще. Теперь-то она непременно спасется. Пела гимны все утро.

– Она всегда поет гимны!

– Да, но не «Меч Господен». Когда она поет про «жемчужные венцы» или «улицу золота», тогда я спокойна. Но стоит ей запеть «Меч Господен» – все кончено, мне самой придется возиться с пирогами.

– Но, тетушка, ты печешь ничуть не хуже Кристины!

– А вот и нет! – объявила Кристина, внося второе блюдо. Это была крупная, полная женщина с отсутствующим взглядом. – Ваша тетушка печет лучше меня только сдобные булочки, да и то раз в год. А если меня в этом доме не ценят, я могу и уйти.

– Кристина, душенька, – сказал Роберт, – вы же знаете, что без вас этот дом себе нельзя представить! А если вы уйдете, то я пойду за вами на край света. Хотя бы из-за одних только сливочных тортов. Кстати, нельзя ли сделать завтра сливочный торт?

– Нечего кормить сливочными тортами нераскаявшихся грешников. Да, по-моему, у нас и сливок-то нет. Ладно, посмотрим. Советую вам, мистер Роберт, подумать на досуге о своей душе.

Когда дверь за ней закрылась, тетя Лин тихо вздохнула.

– Двадцать лет, – произнесла она задумчиво, – целых двадцать лет. Ты даже вряд ли помнишь, когда она впервые здесь появилась сразу после приюта. Ей было всего пятнадцать, такое худенькое, несчастное существо. Она очень много ела за чаем и уверяла, что будет молиться за меня всю жизнь. И знаешь, я думаю, она действительно молится.

Что-то похожее на слезу блеснуло в голубых глазах мисс Беннет.

– Надеюсь, она повременит со спасением души, пускай сначала сделает сливочный торт, – отозвался Роберт, настроенный на грубо-материалистический лад. – Как тебе понравилось кино?

– Ах, милый, я никак не могу забыть. Ведь у него было пять жен!

– У кого?

– То есть не сразу, конечно, а по очереди. Сначала он был студентом. Юным и романтичным. И…