– Не могли бы вы сказать, с кем я разговариваю, мэм?

Она быстро ответила:

– Я из фонда компенсаций при несчастных случаях. Мы получили информацию, что мисс Дилмейер пострадала.

Ее информатор ответил:

– Единственный, кто пострадал, – это я. Меня здорово тряхнуло. В машине вместе с Лоули был еще один мужчина. Если хотите, можете использовать его как свидетеля. Его имя… подождите минутку… Нашел. Шиндлер Колл.

– Они были пьяными? – спросила Милдред.

– Нет, но они ехали очень быстро.

Милдред сказала: «Спасибо» – и повесила трубку.

Почему Боб прилагал такие усилия, чтобы скрыть от всех истинные обстоятельства этого инцидента? Машина была застрахована, и страховая компания должна была за все заплатить… Но не похоже, чтобы она заплатила. Завтра в одиннадцать Боб поедет договариваться с другой стороной. Очевидно, страховая компания ничего не знала об этом происшествии.

Милдред Фолкнер хотела вернуться к незаконченной цветочной композиции, но почувствовала, что теперь у нее есть куда более важный предмет для размышлений.

Кажется, Бобу очень не хотелось объяснять присутствие в его машине блондинки из ночного клуба.

Выражение горького разочарования несколько старило привлекательное лицо Эстер Дилмейер.

Ее окружало бешеное веселье ночного клуба, преувеличенное, лихорадочное возбуждение, которое умело подхлестывалось алкоголем и всевозможными уловками, создававшими специфическую атмосферу заведения.

Оркестр играл мелодии в быстром темпе. Конферансье излучал искусственный энтузиазм, объявляя в микрофон все новые номера ночного шоу. Официантки, сновавшие взад-вперед между столиками, строго придерживались инструкции не приносить закуски сразу после коктейлей. Тем, кто пил слишком много, подавали разбавленные напитки; к привередливым клиентам подходила главная официантка с картой дорогих изысканных вин.

Люди с соответствующим поручительством допускались в более тихие залы на втором этаже клуба, сумрачные и увешанные тяжелыми коврами.

Администрация очень тщательно отбирала клиентов, которые могли пройти через дверь с надписью «Для персонала» рядом с гардеробом и подняться по лестнице в уютные комнаты, где жужжание колеса рулетки смешивалось с гулом негромких голосов.

Внизу поощрялись смех и выпивка. Наверху все было наоборот. Клиенты за игорными столами, как правило, были одеты в вечерние костюмы. Атмосфера мягкой утонченности обволакивала тех, кто добивался расположения богини Фортуны. Толстые ковры скрадывали звук шагов. Тяжелые занавеси, рассеянный свет и приглушенная акустика создавали впечатление покоя, великолепия и пышной роскоши.

Если человек в пух и прах проиграется в месте, где спиртное течет рекой и царит буйное веселье, вполне возможно, что он станет возмущаться, шуметь и устраивать скандал. Но если одеть его в строгий костюм и поместить в среду, пропитанную духом богатства и солидности, призывающую к сдержанности и такту, то, скорее всего, он предпочтет принять свой проигрыш с благородным видом и уйти спокойно, без шума. Разумеется, на следующее утро, когда он снимет дорогой костюм, неприглядная правда предстанет перед ним в своем настоящем виде, и безжалостный свет нового дня, несущего раскаяние и сожаление, заставит его осознать размеры своих потерь. Тогда он поймет, что требование принимать свой проигрыш «по-джентльменски» всего лишь уловка, выгодная тем, кто остался в выигрыше, но к этому времени будет уже слишком поздно.

Эстер Дилмейер не вдавалась в такие психологические тонкости, но знала достаточно, чтобы в тех случаях, когда ей приходилось устраивать представление среди публики или подменять кого-то из артистов, вести себя нужным образом – покачивать телом в синкопическом ритме, бросать призывные взгляды публике, заводить посетителей и приводить их в нужную «кондицию».