Патрон покачал головой: нет, на железные дороги рассчитывать нельзя, у них тут не Британия.

– Тогда как? Морем?

Николай Гаврилович задумался. Северо-восточный проход закрыт льдами, а значит, исключен. Впрочем, там и летом добираться не один месяц. Если идти путем, каким проплыл фрегат цесаревича, через южные моря и Индийский океан, это займет слишком много времени. На лошадях через почтовые станции? Но это едва ли больше двухсот верст в сутки – то есть слишком медленно. За два месяца не мытьем так катаньем Загорский добрался бы до Гонконга. Однако у них в запасе чуть больше месяца, и это значит, что они никак не успевают ко времени.

Николай Гаврилович хмурился и постукивал пальцами по столу: положение казалось безвыходным. Внезапно глаза у тайного советника загорелись.

– Любезный Нестор Васильевич, а что вам известно об аэростатах?

Загорский с любопытством оглядывал раскинувшееся перед ним Волково поле. Пустынное, покрытое, словно саваном, белым снегом, оно, казалось, таило в себе какую-то пугающую тайну. Зимний ветер холодил щеки, и чудилось, что перед тобой не предместья Санкт-Петербурга, а просторы Северного полюса.

– Так, значит, Учебно-воздухоплавательный парк? – переспросил коллежский советник одобрительно. – Интересно, очень интересно.

– Это, господа, только начало! – поручик Кованько, горбоносый черноглазый красавец в коричневом кожаном шлеме, говорил с необыкновенным воодушевлением. – Через год планируем выпустить десять воздухоплавателей из нашего офицерского класса. В ближайшее время будут сформированы новые отделения парка по всей России…

– Скажите, поручик, с какой скоростью может лететь воздушный шар? – не слишком вежливо перебил его Нестор Васильевич.

Кованько посмотрел на него с легким неудовольствием, но все же ответил. Скорость аэростата, разумеется, зависит от силы ветра. А сила ветра зависит от разных факторов, в том числе и от высоты полета. Невысоко над землей шар обычно летит со скоростью пять-десять узлов[3], повыше – доходит и до двадцати. На высоте нескольких верст дуют уже по-настоящему сильные ветры, позволяющие развивать скорость быстрее шестидесяти узлов. Однако тут есть закавыка: выше трех верст человеку подниматься не рекомендуется – там чувствуется недостаток кислорода, не говоря уже про сильный холод.

– Значит, на высоте до трех верст вполне можно рассчитывать узлов на двадцать… – задумчиво проговорил Загорский. – А как быть с управлением? Ведь ваши аэростаты мотора не имеют, а значит, куда ветер подул, туда и летят.

Кованько заметил, что это весьма распространенное заблуждение среди штатских, далеких от воздухоплавания. На самом деле в атмосфере нет единого ветра, дующего в определенном направлении. На разных высотах дуют разные ветры, и воздухоплаватель почти всегда может поймать нужный, надо только подобрать правильную высоту. Это нелегко и требует определенного мастерства, но вполне достижимо.

– Таким образом, – подхватил тайный советник, стоявший рядом с Загорским, – идею нашу вполне можно осуществить?

Поручик, однако, только улыбнулся в ответ. Восемь тысяч верст на воздушном шаре? Помилуйте, ваше высокопревосходительство, но это будет утопия почище Томаса Мора.

– Так уж и утопия? – прищурился Николай Гаврилович. – Если мне память не изменяет, несколько лет назад вы с вашими орлами пролетели больше полутораста верст между Волковым полем и Великим Новгородом.

– Даже сравнивать невозможно, – ответствовал Кованько. – Одно дело – несколько часов в воздухе, и совсем другое – многие тысячи верст.