Он закусил губу и с полминуты молчал, пытаясь успокоиться.

– Когда нашли письмо? – спросил Загорский, задумчиво вертя в руках конверт.

– Сегодня.

– А когда исчез ваш сын?

– Три дня назад после обеда. С этого времени никто из домочадцев его не видел.

И тайный советник мрачно уставился на Нестора Васильевича.

– Сами видите, не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять связь между двумя этими событиями. Вот потому-то ни в министерстве, ни в контрразведке пока ничего не знают о пропаже бумаг.

Загорский заметил, что руки старого дипломата дрожат, и дрожь эта усиливается с каждым мгновением.

– Николай Гаврилович, во-первых, прошу вас успокоиться и не впадать в отчаяние, – сказал он. – В противном случае с вами приключится что-нибудь посерьезнее этого вашего криза.

– Вам хорошо говорить, это не ваш сын сбежал с секретными документами неизвестно куда, – буркнул тайный советник.

Загорский на это отвечал, что Платон Николаевич – не иголка в стоге сена, а весьма заметный молодой человек, и отыскать его будет легче, чем может показаться.

– Как вы думаете, для чего ему могли понадобиться секретные бумаги? – поинтересовался он как бы между делом.

Николай Гаврилович отвечал, что именно это больше всего на свете он сейчас хотел бы знать. Однако, увы, отец он плохой и жизнью сына должным образом не интересовался. Точнее, за государственными делами у него просто не было на это времени. Он вырастил Платона, дал образование – но все это происходило без его непосредственного отцовского участия.

– Все мое воспитание ограничивалось тем, что я целовал его в голову перед сном, – продолжал тайный советник. – И Платоном, и Катюшей занималась мать. Но Катя выросла сущим ангелом и утешением мне на старости лет, а Платон – сорванцом, при том худшей разновидности, то есть сорванцом скрытным. Скрытность эта и склонность к безобразиям с возрастом только усилились. Не буду вам тут расписывать его подвиги, из которых пьяные кутежи – вещь самая безобидная, однако подозреваю, что мать его сошла в могилу раньше времени именно из-за его бесчинств.

К службе Платон Николаевич оказался категорически неспособен, и после нескольких особенно безобразных выходок, когда Николаю Гавриловичу пришлось употребить все свое влияние, чтобы дело обошлось без последствий, он решил отправить сына в имение, в деревню. Однако там Платон стал попросту сходить с ума – так что управляющий каждую неделю слал тайному советнику панические письма и даже угрожал оставить место. Тогда отец по зрелом размышлении решил вернуть блудного сына назад, в столицу, чтобы тот, по крайней мере, все время был перед глазами.

Вернувшись в Санкт-Петербург, Платон Николаевич на некоторое время затих, но мир и в человецех благоволение длились недолго. Сын проявил неожиданный интерес к загранице…

– Это случилось внезапно? – действительный статский советник глядел на патрона с интересом.

– В первый раз отправился просто развеяться, но потом стал ездить с завидной регулярностью, – проворчал Николай Гаврилович. – Я не возражал, хотя он всякий раз брал у меня значительные суммы. В последние две поездки я даже вынужден был его серьезно ограничить. Тем не менее, это не поменяло его планов, он продолжал ездить в Европу, а возвращался с пустыми карманами.

– Вас это не насторожило?

Разумеется, насторожило. Однако отец полагал, что Платон просто увлекся какой-нибудь французской или итальянской вертихвосткой, и дело так или иначе разрешится само собой. Но дело, как видим, только усугубилось. К сожалению, по-настоящему об этом тайный советник задумался только сегодня. А, задумавшись, вспомнил об одной несчастной страсти своего сына: он очень любил карточные игры. Играл, разумеется, на деньги и часто проигрывался. Когда об этом узнал Николай Гаврилович, он пригрозил лишить его наследства, и так напугал, что тот клятвенно пообещал больше никогда не садиться за игру.