– Вы сыщики, а я эскулап. Сделаю вскрытие, скажу чуть больше.

– Например, что съел солдатик перед смертью, – попросил Алексей. – И еще: побыстрее бы вскрыть. Ловить-то лучше всего по горячим следам, а за сутки они остынут.

Законодательство Российской империи обязывало делать медико-полицейское вскрытие спустя сутки после обнаружения тела.

– Пусть Павел Афанасьевич даст мне письменное отношение, – велел Милотворский.

На том и порешили. Доктор повез тело убитого в морг Мартыновской больницы, а Лыков выпрыгнул на ходу и поспешил на Алексеевскую. В городском полицейском управлении скучал в одиночестве Благово. Он выслушал доклад помощника, быстро набросал письмо с просьбой ускорить вскрытие и отослал его курьером в больницу. Машина дознания закрутилась. Из Красных казарм вызвали всех свободных фельдфебелей Девятого полка и заставили опознать труп. Быстро выяснилось, что убитого звали Елпидифор Сомов. Он служил рядовым в седьмой роте и был прежде денщиком подпоручика Шенрока, покончившего с собой в новогоднюю ночь.

Узнав это, сыщики пошли к Каргеру. Полицмейстер выслушал их соображения с особым вниманием. Вести дознание в военной среде – занятие трудное, требующее такта. Военное командование считает, что армейский мир – святая святых. Офицеры с солдатами подобны особой касте непорочных рыцарей. И когда полиция сует в этот чистый мир свой нос (и обнаруживает, что там такой же скотный двор, как и везде), то военные сердятся. Не на себя, а на полицию. Иметь осведомление генералы запрещают. Главная военная доблесть в их глазах – это не выносить сор из избы… Потому сыскная и не любит дел, связанных с масалками[14].

– Был денщиком у офицера, который застрелился… – стал рассуждать Николай Густавович. – Ну и что? Какая тут связь? Самоубийство хоть и уголовное преступление, но наказывать за это обычно некого[15]

– Иногда – есть кого, – остановил начальство главный сыщик.

– Ну, если вынудить, довести до отчаяния, шантажировать, тогда есть место и для нас, – согласился Каргер. – Мы занимались смертью подпоручика Шенрока?

– Да, я поднял бумаги. Провели поверхностное дознание и положили дело в архив.

– То есть все было чисто? Что же настораживает вас теперь, Павел Афанасьевич?

– Спустя три месяца кто-то заманивает денщика самоубийцы на выпас. И убивает точным ударом ножа в сердце. При этом не берет ни деньги, ни часы. Как хотите, но в этом следует разобраться.

Тут появился курьер и вручил Благово протокол вскрытия.

– Так… Один раз и наповал – ну, это мы уже знаем… Содержимое желудка… Ел говядину с картошкой. Что ж это он – в Великий пост и говядину? Греховодник. И пил водку. Эх, Сомов, Сомов. И нам задал работы. Судя по трупному окоченению, смерть наступила между тремя и пятью часами утра. Где ты всю ночь шлялся?

Каргер хмуро размышлял. Разговор ему не нравился. Чтобы провести настоящее дознание, придется залезть воякам в самое нутро. А те ощерятся. Девятый Староингерманландский полк входит в Третью пехотную дивизию, начальник которой генерал-лейтенант Корево – ясновельможный пан с большой амбицией. Начальник Первой бригады, правда, русский – генерал-майор Назаров. Начать с него?

Так и решили. К Назарову поехали втроем, но Лыкова за малостью чина оставили в приемной. Однако уже через пять минут позвали к начальнику бригады. Тот крепко пожал сыщику руку и сказал с чувством:

– Слышал, слышал, как вы грудью государя защитили. А столичные телохранители не уберегли, да…

Титулярный советник понял, что разговор с военными сложится. По крайней мере здесь, с русским генералом.