В тот раз перед школьниками выступают только двое. Какой-то седобородый на внешность европеец, и мой дед, которого принимают за азиата. Первым выступить предлагают европейцу. Но когда ведущая собирается его объявить, начинает путаться не только в фамилии, но даже и в имени. Настолько непривычно нашему русскому слуху они звучат.

Старичок… На то время ветеранам всего лишь лет по пятьдесят-шестьдесят, но для нас, юнцов, это уже действительно пожилые люди.

Так вот, старичок выходит, прокашливается и начинает что-то рассказывать. Говорит он невнятно, шамкая слова. Никто ничего понять не может. Сперва нам кажется, что время от времени в его разговоре промелькивают подобия матов. Но потом оказывается, что не показывается. И как раз именно маты звучат отчётливо, в отличии от остальной речи.

Ведущая, сообразив это, плавно закругляет ветерана, благодарит и отводит в сторонку, вручив гвозди́ки.

Вызывают выступать моего деда. Ведущая с удивлением зачитывает вполне русские имя и фамилию, даже удивляется. До этого дед был внешне спокоен и безмятежен. Волнение никак не проявляется на нём. Но оказывается, внутренне он весь пылает и трясётся. Если первый ветеран говорит невнятно и тихо, то дед мой начинает громко и отчётливо…

Да уж… Лучше бы он пусть также что-то бурчит неразборчивое. Но дед начинает речь, состоящую сплошняком из матов, вспоминая что-то фронтовое. Самое приличным из этого – "гавнюки" и "япона мама".

Учителя впадают в ступор, а ученики радостно аплодируют. Настолько им сильно нравится выступление деда!

О! За воспоминаниями я чуть не прозёвываю свою станцию. Резко несусь к выходу и успеваю выскочить в уже закрывающиеся двери.

Глава 10. Вставай, страна огромная!

Радио нам сообщило,

Что к нам в дом война пришла.

Врежем Гитлеру по рылу,

Победим – и все дела!

Ух-ты, ах-ты!

Смерть Вам, оккупанты!

22 июня 1941 года. Воскресенье. 1-й день Войны. Запад СССР – Москва – Станция Жаргон Сибирской железной дороги Транссибирской магистрали. Черемхово, Иркутская область, Россия. +26°С, дождь.

Вместо Диктора выступил сам Молотов и без запинки тревожным голосом заговорил:

"Граждане и гражданки Советского Союза!

Советское правительство и его глава тов. Сталин поручили мне сделать следующее заявление:"

Степаныч хмыкнул и помахал репродуктору ручкой. Сидлер гневно зыркнул на него, и обходчик замолк, так и не высказав назревающую шутку.

"Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбёжке со своих самолётов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие, причём убито и ранено более двухсот человек. Налёты вражеских самолётов и артиллерийский обстрел были совершены также с румынской и финляндской территории."

Сенька Пирогов от неожиданности даже выронил изо рта сигарку, да так и сидел дальше с открытым ртом, пока ему не указали на тлеющую робу.

"Это неслыханное нападение на нашу страну является беспримерным в истории цивилизованных народов вероломством. Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключён договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло всё условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия этого договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора. Вся ответственность за это разбойничье нападение на Советский Союз целиком и полностью падает на германских фашистских правителей."