– Как? Как вы сказали?
– Слух! Только слух! Все сразу поймут, что этот нелепый слух пустили люди Каркара.
– Что вы, не надо, – испугалась Несоева.
– Отчего же не надо? Эту версию следовало бы поддержать. Я бы никогда так не назвал блок – «Справедливость и сила», но раз вы самоназвались без моего участия, пусть так и будет: справедливость и сила. Не только справедливость, но и сила.
– Вы с ума сошли!
– Справедливость и сила, – повторил Косолапов.
Чем ему не нравилось название? Да тем, что не выдерживало элементарной проверки на дразнилозащищенность. И дураку понятно, что, изобретая имя движению, необходимо исследовать, как это имя издевательски сократят враги и какую вообще гадость из него можно выудить. Неужели не видели, когда придумывали, что «Справедливость и силу» будут сокращенно называть СС, а членов блока и адептов движения – эсэсовцами? Так и получилось. Правда, для молодежи слово «эсэсовец» – пустой звук, поэтому противники «Справедливости и силы», апеллируя к молодым, не отягощенным исторической культурой мозгам, больше пользуются образованьями «сись», «сиси» и, главным образом, «сиська». «Сиська» уже вытесняет «эсэсовцев». На заборах, на стенах домов – пишут везде: «сиська», «сиська», «сиська»… «Сиська» – и все. Весь город в «сиськах». (Обстоятельство, которое, между прочим, поражает приезжих: если в иных местах на заборах пишут названия первичных половых признаков, то здесь определенно вторичного – «сиська»!) Потому что «сиська», именно «сиська», – это еще и намек на видную роль женщины в руководстве «Справедливости и силы». Недаром в качестве контрпропаганды люди Гречихина понарасклеивали издевательских листовок «Голосуйте за сисиську!» Читай: только полный кретин отдаст свой голос за г-жу Несоеву.
Вот что значит не продумать название.
Теперь необходимо переломить тенденцию.
– Вы мимо парка поедете? Подкиньте.
Залезая в машину, спросил:
– А почему вы без охраны, Анастасия Степановна?
– А вы?
– Боюсь, – ушел от ответа Герман Федорович, – эти выборы будут проходить в атмосфере террора.
Когда ехали в гору, по Новокузнечному переулку, Косолапов заговорил о семье.
– Как поживает ваша дочь? Акклиматизировалась ли? – спросил он отчетливо, непринужденно артикулируя каждый слог.
– Я ее совсем не вижу, – сказала Несоева. – Два года не видела и опять не вижу. Не могу вам сказать, как она поживает.
– У нее красивое имя – Жанна.
– Это муж настоял, я хотела Аннушку. Если б меня звали Жанна, вы бы сделали из меня Жанну д’Арк.
– Обязательно.
Остановились у светофора. Тинейджеры беспризорного вида, перебегая от машины к машине, раздавали свежий номер «Живой воды».
Несоева взяла посмотреть и тут же наткнулась на:
– Здесь о Шутилине!
– Оперативно работаем, – сказал Косолапов, – вчера в голове, сегодня в газете.
Шутилин был действующим законоположником, на этих элекциях ему требовалось подтвердить свой статут.
– Слова сочувствия, – прочитала вслух заголовок Несоева.
«Слышали? Шутилин-то наш третий срок схлопотать готов!..»
«Так ведь он уже два отсидел!»
«Два отсидел и еще, говорит, пять отсижу. Чем с вами у холодных батарей мерзнуть да в троллейбусах толкаться, уж лучше здесь».
«А где ж он сидит-то?»
«Да в каком-то Доме Собраний».
«Знаю, знаю, хорошее место. Там и кормят что надо, и даже топят зимой. Опять же комиссии… Грамоту знает – при библиотеке устроится».
Анастасия Степановна захохотала.
– Новенький, – сказал Косолапов, довольный. – Между прочим, писатель. Из Петербурга. На вас обе столицы работают.
– Писатель? А как фамилия?