– Перестань. Просто: кому многое дано – с того много и спросится. Тебе много дано, вот и настало время, когда сама жизнь спрашивает… Я только объяснил тебе это. Кто, кроме тебя, может остановить этот поток зла? Ведь только ты! А насчет парня не расстраивайся – и он тут не без греха. Откуда взялись деньги, на которые он покупает себе книги, технику, ноутбук на чьи деньги он купил? А? Не знаешь? А я знаю.

– На папины.

– Жаль – некому было номера банкнот переписать! Эти деньги вот какое путешествие совершили: сперва они лежали в кармане одного мелкого наркодилера, из тех, что только начинают свой творческий путь в искусстве и промышляют на школьных дискотеках. Потом деньги оказались у его хозяина вместе с другими, того же милого происхождения. Потом их положили в беленький конверт. Когда городская дума собралась закрывать ночной клуб, от которого на версту разило травкой, только потому, что несколько школьников из тех, что втихаря туда проникают, всерьез подсели на иголочку, когда зашла даже речь о процессе над директором клуба, как-то так получилось, что эти несчастные дети всплыли в связи с каким-то мелким торговцем дурью, которого и осудили по полной программе. Формально Богуш, как ты понимаешь, ни при чем. Его в это время, может быть, даже в городе не случилось. Но ты сам не знаешь, каково его влияние в прокуратуре. То, что дело передали судье Игрек, которому неохота портить себе пищеварение, а не судье Икс, имеющему против наркобизнеса свой персональный зуб…

Золотов показал пальцем что-то вроде торчащего из-под верхней губы тигриного клыка.

– … и то, что судья Игрек не стал докапываться до всяких мелких деталей, и то, что адвокат этого козла довольно быстро поднял лапки кверху – оно, как ты полагаешь, само собой стряслось? Вот тебе и ноутбук для любимого сына…

Золотов прислушался.

– Началось, – спокойно сказал он. – Парень явно не угадал ни одного платка!

Буханцев кинулся на выручку, но Золотов успел оказаться рядом и проскользнуть в коридор.

– Стоять! – выкрикнул он, и здоровенный мужчина невольно окаменел от приказа. – Нечего тебе там делать! Все идет по плану! Ты думал, справедливость – это как симфония Моцарта? Торжество мировой гармонии? Когда хирург вырезает раковую опухоль, он режет по живому! Нельзя вырезать опухоль, не повредив кожи и кровеносных сосудов!

– Так тоже нельзя! – Буханцев сделал шаг с таким видом, будто готов своим телом снести и сплющить все, что подвернется по пути. – Это же предательство!

Но Золотов знал, что есть и последнее средство.

– А Владика – забыл?!

Буханцев, замер, постоял, тяжело дыша ртом, повернулся и пошел прочь. В распахнувшуюся дверь влетела метель, снег лег на пол и тут же растаял. Дверь захлопнулась.

– Вот же кретин… – проворчал Золотов. – Продует его – и будет он корчить из себя великомученика. Впрочем… если ему это зачем-то нужно…

Он посмотрел на часы. Скорее всего, опытный шоумен предложит повторить попытку с платками. Когда она сорвется, засуетятся профессора неведомых наук, завербованные Буханцевым. Кто-то захочет сразу перейти к останавливанию часов и прочему телекинезу. Суета затянется минут на сорок, после чего телевидение выразит свой протест, а публика потребует денег за билеты. Так выходит, оно и неплохо – что Буханцев сбежал. Богуш-старший кинется разбираться со специалистом из номерного института – тут-то и выяснится, что никакого такого института в природе не существует. Будь здесь Буханцев, который при всех своих способностях – простофиля редкостный, он, чего доброго, принялся бы всенародно объяснять, почему провалилось выступление Богуша-младшего.