Счет Примару давался с трудом. Он то и дело сбивался и начинал с начала. Анардаз в ехидной и издевательской усмешке кривила тонкие бледные губы, старцы терпеливо молчали, ну а гвардейцы и вовсе в открытую смеялись над старостой.

Но вот, наконец, самая малочисленная и дорогая кучка белых паниор подсчитана и со всеми предосторожностями уложена в футляр.

Примар взял карандаш, высунул красный мокрый язык и старательно карандаш обслюнявил, чем вызвал презрительную и брезгливую гримасу одного из гвардейцев.

Сделав вид, что ничего не произошло, староста все-таки записал в графе «белые» количество выловленных паниор.

Гвардейцы, чей боевой полугодичный пост заканчивался, автоматически становились сборщиками подати. Так было заведено много веков назад, и этот стройный и удобный обычай менять никто не собирался. Новоприбывшие бойцы вот уже несколько дней жили в поселке, знакомились, распределяли боевые дежурства и ночные караулы.

Наконец с подсчетом было покончено, Анардаз и старцы запечатали футляры с паниорами своими печатями. Командир гвардейцев Кавэд забрал из рук Примара дань для императора и все трое скрылись за тяжелой дверью.

– Ну и дурак же ты, Примар! – высказалась Анардаз.

Примар хмуро промолчал, а старцы, шурша длинными широкими плащами, стали торопливо покидать комнату.

Сегодня у старосты не будет времени прогуляться по поселку и над кем-нибудь поиздеваться.

Этой ночью проходит обряд инициации его собственная дочь – Прималина. Все должно быть на высшем уровне.

Избавившись от жемчужин, гвардейцев, мудрецов и Анардаз, Примар поспешил домой.

Совсем скоро начнется церемония, надо проверить, как супруга нарядила его любимую девочку. А если что не так – то и побить нерадивую мамашу. Главное, все успеть.

***

А в доме Тидоры, в комнатах для постояльцев, уже разместились четыре новых человека – новоприбывшие гвардейцы.

Под навесом возле коновязи били копытами огромные мохнатые лошади. Ржание и перестук копыт казался разумным разговором, словно лошади делились с новичками какой-то информацией и впечатлениями. Может, так оно и было, мохнатые лошади очень загадочные животные. Их нельзя было заставить служить или выполнять какие-то команды. Лошади сами выбирали себе хозяев, и, выбрав себе человека, оставались с ним уже навсегда. До смерти. Своей, или хозяина. Если погибал хозяин, лошадь уходила в степи и больше ее никто никогда не видел.

Днем раньше Даяна вышла на них посмотреть, но приблизиться не решилась – страшно. Она не видела, что из окошка во втором этаже, за ней с улыбкой наблюдает совсем молодой гвардеец – наверное, ровесник Яна.

Наконец гвардеец не выдержал и спустился во двор.

– Хочешь погладить? – услышала за спиной тихий голос гвардейца Даяна.

От неожиданности она подпрыгнула и даже, кажется, негромко взвизгнула. Оглянулась, чтобы сказать, что она вовсе не боится, и может погладить кого угодно, хоть зверя ваана…

Но, увидев гвардейца, Даяна позабыла все, что хотела сказать. Ее сердечко заколотилось часто-часто, а во рту моментально пересохло. Перед ней стоял высокий, с широкими плечами и мощными руками, молодой человек. У него были удивительной красоты серые глаза, опушенные длинными черными ресницами и волосы пшеничного цвета. Одет он был, несмотря на ранний час, по всей форме. Это был сильный, честный, храбрый гвардеец, побывавший не в одном бою. Но озорной и любопытный мальчишка до сих пор выглядывал из его глаз. Даяне вдруг до дрожи захотелось, чтоб гвардеец обнял ее своими мощными руками и никогда больше не отпускал. От таких мыслей у нее жарко загорелись щеки.