Она уснула, едва голова коснулась изголовья постели, несмотря на громкие пьяные крики внизу.

Путь до столицы занял почти месяц. У Синдри был запасной гаур, вернее, гаурка, смирная и робкая. Сагден одолжил ее Ирие, взамен девушка платила за ночлег и еду во время поездки.

Сначала гаурка раздражала девушку своей безропотностью и тихим ходом, затем Ирия привыкла. Сам Синдри гарцевал на горячем вороном гауре, подарке богатого джерла, довольного сочиненной в его честь песней.

На одном из привалов, когда они ночевали у костра среди заснеженных холмов, Синдри спел песню Гуинга.

Песня начиналась с мгновения встречи воина с юной девой на берегу моря:

«Море ревет, вздымаются крутые валы

синей страны конангов.

Все волны у твердыни Ингборга

откатываются обратно в глубину.

Воин больше потерял сон, чем любой другой, из-за блеска

моря и ее глаз; если он и просыпается,

то вечно не хватает ожерелий ее лица.»

Дальше по смыслу песни следовало, что пришел кровожадный берсерк и убил прекрасного воина, которого успела полюбить юная дева. Мать воина скончалась от тоски, а отец девы хотел выдать ее замуж за другого. Но нет, дева задумала недоброе для берсерка:

«Луны ресниц, острые, как у сокола,

облаченной в лен пучины лука,

сверкнули из-за красного

неба бровей.

Этот луч звезды век золотого ожерелья

несет несчастье неразумному бесноватому зверю.»

Ирия слушала и отчаянно зевала. Наконец, не выдержала и заявила:

– Этот болван Гуинг оказался еще более тупым, чем я думала. Он все перепутал и переврал. Не хочу слушать дальше, давай спать.

Они приехали в Хидеб в разгар зимы. Гауры по колено шли в снегу. Над городом, окруженным высоким земляным валом, стояло черное облако от дыма, идущего из тысяч труб. Варнахи обогревали свои многочисленные дома.

Возле столицы протекала широкая река, зимой она замерзла и путники проехали по толстому льду.

Стражники хорошо знали Синдри и пропустили их без возражений. Сагден предлагал сначала поехать на постоялый двор, но Ирия потребовала отвести ее к Льетольву.

Путники поехали к таверне «Крепкий топор». Улицы в городе были зажаты между деревянных домов. Горожане ходили по земле, смешанной со снегом, досками и камнями. Многие ездили на гаурах и в повозках. На первых этажах домов расположились мастерские и продуктовые лавки.

Гаурка Ирии шарахалась от каждого прохожего. Из кузницы, мимо которой проезжали путники, донеслись удары молота о железо. Гаурка резко метнулась в сторону и толкнула боком встречного всадника.

– Эй, следи за своим зверем! – закричал всадник и поехал дальше.

Ирия и Синдри остановили гауров. Прохожие обходили их и ворчали, мол, чего застыли на месте.

– Послушай, – сказал Синдри девушке. – Может, ты подумаешь, перед тем, как…

Не обращая внимания на его слова, Ирия достала из-за пояса Разрубающий черепа, привстала на стременах и закричала:

– Льетольв Красные Уш! Стой, собака!

Всадник успел уехать в конец улицы. Он остановил гаура и обернулся. Это действительно был берсерк.

– Что ты сказала, девочка? – спросил он.

– Он держит поводья левой рукой, – сказал Синдри Ирие. – Правая рука не работает.

Прохожие тоже остановились и посмотрели на них. Ирия спрыгнула с гаурки в грязь и выставила топор перед собой:

– Льетольв, я вызываю тебя на холмгангу. Иди сюда, мерзкий ублюдок!

– Ты объелась мухоморов, девочка? – спросил берсерк, разворачивая гаура.

– Ты боишься, вонючий трус? – крикнула Ирия. – Можешь драться только с неопытными детьми?

– У тебя хороший топор, дряная сучка, – сказал Льетольв, спрыгнув с гаура. – Сейчас я заберу его у тебя и отхлестаю по заднице. А потом можешь идти, на первый раз прощаю.