В последнее время меня часто посещают мысли о детстве и юности, проведенных на Кавказе. Они приходят то яркими вспышками давно забытых впечатлений, то неспешными размышлениями об истоках жизненного пути и поворотах судьбы. Они приходят во сне, в разговорах с родителями за чаем и в забавных обсуждениях с младшим сыном приключений мамы-динозавра в пионерском лагере. Или утром в полудреме сознание подкидывает картинки беззаботного детства. Интересно, ко всем так подкрадывается пора жизненной зрелости?

Однако, прохладно стало. Ноги замерзли. Да и вообще, зябко как-то. Наверное, медсестра окно открыла. Палату проветрить. Просыпаться пора. Утро.

Ох, уж, этот гул в голове от обезболивающих и капельниц с антибиотиками. Но глаза открывать надо. Пора просыпаться. Повернуться на бочок, приподняться, ножки в тапочки.

Вот же… Больничные матрасы как будто булыжниками набивают. Жестко, не повернуться. Не ругаю я ни времена, ни правительства, но больницы получше финансировать нужно, господа. О пациентах бы подумали. Инквизиция в прошлом, кровати остались. Все-все, останавливаем внутреннюю болтологию. Давай, девочка, подъем. Глазки открываем… один глазик… другой…

Медленно открыла глаза.

– Что это? – прошептала, обхватив себя руками.

В ярком, лазурном небе надо мной проплывали легкие, пушистые облака. Как в детстве…

Нет, не сон это. Но и не больничная палата. Машинально потянулась к тумбочке за смартфоном. Пальцы хватали воздух. Рука, не нащупав ни гаджет, ни тумбочку, провалилась в пустоту. Приподняла голову озираясь. Я лежала на каком-то округлом, слегка вогнутом каменном постаменте в белой, тонкой сорочке до пят, влажной от утренней росы. Поднесла руку к глазам. Моя – не моя? Ощупала себя. Постройнела я как-то да немудрено с болезнью. Усмехнулась. Свежий ветерок играл моими длинными каштановыми локонами.

– Длинными? Локонами? У меня такие только в молодости были… – мысли запрыгали ошалело. Сердце бешено заколотилось в груди, – что со мной происходит? Где я?

Опустила босые ноги на каменный пол. Холодно. Дотронулась рукой до поверхности каменного ложа. Гладкая, отполированная до блеска. Мысли в голове заметались одна мрачнее другой. Опустила взгляд. Рядом с постаментом увидела древнюю чашу. Взяла в руки. Тяжелая. Провела указательным пальцем по краю, еще круг и еще, ускоряя темп. Чаша откликнулась, завибрировала, загудела низким напевом, успокаивая и приводя мысли в порядок. Я приподняла ее на уровень глаз и посмотрела завороженно на необычный рисунок. Искусная чеканка изображала девушку и дракона, положившего ей на плечо свою страшную голову.

– Где же я все-таки нахожусь?

Огляделась. Мое ложе в самом центре огромной, квадратной площадки. По периметру возвышаются стены с зубцами и бойницами2 как на старинных башнях. У каждой из четырех стен сложены большие костры и приготовлены факелы. Центр очерчен кругом. Похоже на розу ветров. Странно все это.

Осмотрела само ложе. В изголовье обнаружила желобок, глубоко прорезавший камень. Коснулась пальцами. И словно электрический разряд пронзил от подушечек до самой макушки. Жуть! Даже тело все передернуло. Мелькнуло воспоминание об экскурсии в музее, где гид рассказывал воодушевленно о древних капищах, на которых приносились кровавые жертвы.

Повернулась, с изумлением увидела, что с другой стороны находится такой же желоб. Оба огибали край каменного постамента, сплетаясь в центре в единый сток. Точно под сливом в плите выдолблено округлое углубление с небольшим отверстием. До того, как я взяла чашу в руки, она стояла в этой воронке. Вернула ее на место. Что же это значит? Жидкость стекает по желобкам и одной струей сбегает в чашу. Какую жидкость могут собирать в относительно небольшую емкость? Мрачные мысли метались и пульсировали в голове. Это что, кровосток? Вздохнула тяжко.