Она поднялась, вцепилась в его запястье и потянула за собой в комнату. Егор не сопротивлялся, но в коридоре вдруг остановился как вкопанный.

– Ир, мне пора. Я и так у тебя засиделся, а у меня завтра зачет, не мешало бы конспектик полистать, освежить знания. Сама знаешь, сколько я с этим оздоровительным курортом пропустил.

Ира бросила быстрый взгляд на дверь, где мама нарочито громко загремела посудой.

– Да. – Она прикусила губу. – Ну тогда я тебя до метро провожу.

– Проводи! – обрадовался Егор.

Они стали одеваться. Хорошо, когда в город приходит весна. Асфальт сухой, температура плюсовая. Ни шарфов тебе, ни шапок, ни перчаток дурацких. Легкую куртку на плечи нацепил, в ботинки влез – и вперед!

– Мам, я Егора провожу! – крикнула Ира и только протянула руку к дверной ручке, как услышала из кухни:

– А разве тебе не нужно делать уроки?

– Нужно, – не стала спорить она, но все же настояла на своем: – Но вначале я голову проветрю, а потом засяду за алгебру!

– Ир, может, и правда… – напряженным голосом отозвался Егор.

– Нет, – перебила она, щелкая замком.

– Ну смотри.

Егор взял спортивную сумку, с которой ходил в институт, а раньше еще и на тренировки в баскетбольную секцию, и вышел за Ирой.

Она жила в хрущевской кирпичной пятиэтажке. Лифта у них в доме не было, в общем, обычный дом, обшарпанный подъезд, испещренный надписями не всегда приличного содержания, сломанная железная дверь. Над ней красовалась надпись, видимо выстраданная одним из отчаявшихся жильцов первого этажа: «Бараны, закрывайте за собой дверь! Не лето!» Поскольку никто из жильцов себя баранами не считал, дверь оставалась открытой и в лютый мороз, и в изнуряющую жару. Ира научилась не замечать этих неприятных мелочей, каждый раз продолжая закрывать за собой парадную дверь. На этот раз ее закрыл за ними Егор.

– Неудобно получилось, – сказал он уже на улице.

– Что?

– Забыл с твоей мамой попрощаться.

– Переживет, – откликнулась Ира, посмотрев на Егора снизу вверх.

Ничего не поделаешь, ей часто приходилось задирать голову. У Иры в семье все были низкорослые. И папа, и мама, и бабуля с дедом, и две родные тети.

Раньше она частенько плакала и жаловалась на горькую судьбу: «И ничего-то во мне особенного нет, мышка серая, и ростом-то я не вышла!» – и тогда родители начинали ее успокаивать разными мудрыми поговорками. «Мал золотник, да дорог», – убеждал папа. А мама трепала по волосам и приговаривала: «Маленькая собачка – до старости щенок», намекая, наверное, что Ира и в восемьдесят лет будет выглядеть такой же юной и свежей, как сейчас. К счастью для всех, в прошлом году Ира благополучно переболела этим комплексом неполноценности, открыв простую истину: нужно любить себя такой, какая ты есть. Как любят родину, близких тебе людей, старый дом, в котором живешь, ненужную теперь уже игрушку, просто любить и не думать – за что?

Придя к такому выводу, Ира нашла в себе массу достоинств. Во-первых, характер, он у нее просто ангельский. Во-вторых, упорство, чем не хорошая черта? Внешность тоже оказалась не такой уж неприметной при внимательном рассмотрении. Глаза у Иры были карие, но не темные, как у Егора, а янтарные, с желтыми и дымчатыми вкраплениями. Кстати, что глаза у нее дымчатые, первым заметил Егор. Потом у Иры были длинные светло-русые волосы, не такие пышные, как ей хотелось бы, но зато шелковистые на ощупь и послушные. Ира могла накрутить их на бигуди, и они целый день держали форму. Губы у нее были пухлые, а лоб высокий и прямой. А в маленьком росте тоже есть свои преимущества. Ира всегда может надеть шпильки, а вот Туся Крылова или Света Красовская еще подумают. Это пока у них рослые парни, а что там впереди – кто знает. Судьба – штука загадочная, неизвестно, как повернет. У Иры таких поворотов уже много было. Разве могла она, к примеру, предположить, что у нее с Егором настоящая дружба завяжется? Да никогда в жизни! Напротив, у Иры были веские причины обходить его стороной и в школе, и после того, как Егор ее закончил. Но не прошло, что называется, и полгода, как они стали друзьями.