Фиона сглотнула подступивший к горлу ком, который, казалось, вот-вот ее задушит. Стараясь говорить твердо, собрав всю свою волю, она спросила:

– То письмо… тоже не подписано, как остальные? Или его подписали?

– Нет. Написавшая письмо объяснила, что боится называть себя. Она держала язык за зубами ради вашей тетки, хотя точно знала, что Эласадж Маккаллум обманули. И еще она боится, что теперь на нее подадут в суд.

– А адрес есть? – спросила Фиона, затаив дыхание. – Откуда пришло письмо?

– На конверте стоит штемпель Глазго, но это отнюдь не означает, что письмо не написано кем-то из местных. Его ведь можно было отвезти в Глазго и бросить там в почтовый ящик, верно? Автор может жить в Ланарке… Инвернессе… – Констебль опустил голову и посмотрел на свои сапоги, поэтому не заметил, как изменилось выражение лица Фионы. Он нагнулся, собираясь погладить кошку, но передумал и, выпрямившись, с серьезным видом продолжил: – Мистер Эллиот пошел прямо к главному констеблю. Наш главный констебль не тот человек, который приветствует анонимные письма и всякие там слухи. Он велел инспектору Оливеру выяснить, в чем дело. Инспектор Оливер приказал мне зайти к вам и осмотреть дом… Фиона, я должен проверить, не проводились ли здесь за последние несколько лет какие-то работы… Может быть, где-то меняли фундамент, сносили стены, ремонтировали погреб…

– Никаких работ у нас не велось с самого четырнадцатого года, с начала войны. Питер, старик, которого моя тетка нанимала мастером, может подтвердить это…

– Он уже подтвердил. Его допрашивал инспектор Оливер. То же самое говорят ваши соседи. С другой стороны, мертвую женщину наверняка хоронили бы втайне. Вы ведь не сказали бы Питеру, если бы где-то здесь был спрятан труп. Да и тетке тоже – как утверждается в письме.

– Неправда! И… как-то глупо! Я приехала сюда с мальчиком… Подумайте, каким образом я привезла бы в Данкаррик его умершую мать? В дорожном сундуке? На задке экипажа? Притащила на плече? – с горечью спросила Фиона. Ей стало страшно.

Маккинстри поморщился:

– Мистер Робсон учел то, что вы сейчас говорите. По его мнению, мать могла прийти в себя после родов и захотела забрать мальчика. Она приехала сюда, а вы… сделали все, чтобы ребенок остался с вами. Я получил приказ…

– Теперь паб принадлежит мне. И я не допущу, чтобы его разносили на части в поисках трупа. Никаких мертвецов здесь нет!

– Фиона, я обязан провести обыск, иначе вместо меня пришлют другого констебля с ордером на обыск и топором. Пожалуйста, разрешите мне хотя бы обойти все помещения и собственными глазами убедиться в том, что искать у вас нечего!

– Нет!

Испугавшись ее крика, кошка сжалась и спряталась за тяжелыми шторами у бокового окна.

– Фиона…

– Нет!

Ему нелегко было убедить ее в том, что он – меньшее зло и ради своей же пользы она должна позволить ему обойти паб. Он осмотрит только те помещения, куда Фиона его пустит, и будет действовать крайне осторожно. Когда она наконец нехотя согласилась, Маккинстри мягко произнес:

– Извините. Мне так жаль!

Она сделала вид, что не слышит. С холодностью, какую он никогда раньше в ней не замечал, Фиона провела его по всему жилому крылу. Завела во все комнаты, даже в ту, где в кроватке спал мальчик, подложив руку под щеку. Потом они направились в старую часть дома. В свое время здесь хозяйничал ее двоюродный дед, потом тетка, а теперь вот она сама. Они осмотрели общий зал, бар, кухню, погреб и номера, приготовленные для проезжающих и жителей окрестных городков, которые останавливались здесь в базарные дни. Поднялись на чердак, где пыльный пол загромождали коробки и сундуки, осмотрели старую мебель, забытые детские вещи, из которых владельцы давно выросли, – словом, пожитки семьи, которая на протяжении многих поколений жила под этой крышей. Спустились в погреб, где на полках еще хранились вино, пиво и эль – никто не заходил его выпить. Кухня, кладовая, закуток бармена и погреб оказались почти пусты. Ни мешков с мукой или картошкой и луком, ни банок с мармеладом или заготовками овощей, выращенных на огороде.