Поэтому люди так рано умирают. Их хоронят после сорока лет, после пятидесяти лет, но умирают они где-то в районе тридцати. К тому моменту, когда начинает умирать их любовь, они умирают, потому что жизнь есть любовь. Но любовь – это не закон, жизнь – это не закон. Жизнь – не логика, любовь – не логика. В своей основе жизнь небезопасна, и в этом ее красота.
Поэтому я не вижу, чтобы с наступлением новой эры, новой зрелости, к которой приходит человечество, мог продолжать существовать брак в своей прежней форме. Он должен стать более текучим, а это означает, что он больше не может быть институтом. Люди будут жить вместе – они нужны друг другу… Мужчины и женщины – половинки целого, их потребность заключена в самой их природе. Вместе они становятся целым, вместе они дополняют друг друга. Но они будут жить вместе только из любви, а не из-за закона. И они будут жить вместе свободно, не из-за связывающих их уз.
С исчезновением института брака изменится вся структура общества – по-другому не может быть – потому что как только исчезнет брак, автоматически исчезнут многие вещи. Семья больше не будет прежней, на смену семье придут коммуны – это неизбежно. И дети будут принадлежать не отдельным людям, а коммуне. Поэтому с детьми не будет особых проблем – ведь это всегда было большой проблемой: что делать с детьми, когда люди расстаются? Дети оказываются в подвешенном состоянии, с детьми нужно что-то делать. И браки сохранялись по той простой причине, что детей необходимо защищать, им необходимо помогать, они беспомощны. Вы ответственны за это.
Любовь превращается в долг, в ответственность. И в тот момент, когда она становится долгом, ответственностью, она утрачивает всю свою поэтичность и превращается в чистый расчет. Вы идете на компромисс, и вам приходится как-то исполнять свой долг, жизнь становится вам в тягость.
Близится великая революция, и с исчезновением брака эта революция станет возможна. Как только дети перестанут принадлежать отдельным людям, они будут более щедрыми, они будут более человечными. Они не будут индуистами или мусульманами, или христианами, потому что они не будут принадлежать определенным родителям и не будут обусловлены родителями, они будут принадлежать коммуне. И когда дети будут принадлежать коммуне, у них будет больше опыта общения с людьми. Один ребенок сможет контактировать со многими женщинами как с мамами и тетями, и со многими мужчинами как с папами, с дядями, и со многими детьми как с братьями и сестрами.
Сейчас опыт ребенка очень ограничен. Каждого ребенка воспитывает отдельная женщина. Воздействие этой женщины продолжает довлеть над сознанием ребенка всю его жизнь, оно впечатывается в него. И он постоянно ищет ту же самую женщину: в каждой женщине, в которую он влюбляется, он, на самом деле, ищет свою мать, которую никак не может найти. Но где он может найти свою мать? Не бывает двух одинаковых людей. Он никогда не найдет свою мать, но он ищет мать в каждой жене, в каждой возлюбленной. И так же обстоят дела с женщиной: она ищет отца в каждом муже, в каждом любовнике. Найти их невозможно, но таково их представление.
Представление женщины о мужчине – это не что иное, как ее представление об отце, а представление мужчины о женщине – не что иное, как его представление о матери. Они никогда их не найдут, поэтому их ждет разочарование, поэтому всегда будут отчаяние, страдание, неудачи, боль.
Если ребенка будут воспитывать в коммуне многие женщины, и он будет контактировать со многими мужчинами и со многими женщинами, у него не будет определенного представления, его видение будет более размытым. У него не будет определенности относительно того, каким должен быть мужчина и какой должна быть женщина, его представление о женщине будет слагаться из множества образов. И тогда будет больше шансов найти женщину, которая сможет удовлетворить его, или мужчину, жизнь с которым сможет принести удовлетворение, потому что одно из величайших страданий заключается в том, что вы ищете того, кого невозможно найти, поэтому вам будет казаться, что в каждом чего-то недостает, ничто никогда не принесет вам удовлетворения.