Мы уставились на полковника во все глаза. Про ребенка Ленка не рассказывала. Но комод скрывал еще один секрет: под стопкой нераспечатанных колготок обнаружился довольно пухлый конверт. Внутри лежали деньги на общую сумму двадцать тысяч долларов. Ничего себе бедная сирота!

– Поглядите на белье, – сказал Александр Михайлович и двумя пальцами подцепил красный кружевной лифчик, – а потом подумайте, каким местом заработала ваша нянька деньги.

Мы молчали, пораженные открывающейся картиной.

– Как звали хозяйку, ну ту, что выгнала ее на улицу? – поинтересовался полковник.

– Кажется Алиса, – робко вспомнила Маня, – а может, Алена, в общем, как-то на А.

– Как-то на А, – передразнил приятель, – да вы просто куры безмозглые.

Генка и Катюша уехали смотреть Суздаль. Левчик рылся в развалах торговцев книгами, Сонька рыскала по магазинам. Я застала ее в холле примеряющей у зеркала шапочку из крашеного кролика.

– Смотри, какая прелесть, – восторгалась Сонька, поворачивая голову в разные стороны.

– Симпатичная, – без всякого энтузиазма сказала я, – кролик – чудесная парочка для кошки.

– Кролик? – возмутилась подруга. – Да глаза открой, это же розовая шиншилла.

– Кто? – изумилась я от души. – Розовая шиншилла? Всегда считала, что у этой несправедливо дорогой крысы серо-голубой мех.

– Действительно, – согласилась Сонька, – розовая шиншилла встречается крайне редко. Дело в том, что она обитает только в Австралии на почвах, богатых марганцевой рудой. Ест там всякие корешки, растения, и мех приобретает вот такой редкий отлив.

Из моей груди вырвался смешок. Несколько десятилетий тому назад, году этак в 1960-м, бедные студенты-биологи освоили нехитрый фокус. Белых лабораторных мышей, стоивших пять копеек пара, поили несколько дней слабым раствором марганцовки. Шкурки грызунов приобретали приятный оттенок, и нищие студенты торговали ими на Птичьем рынке уже по рублю за штуку. Назывались диковинные животные: «Розовый австралийский мышь».

Не знаю, пил ли несчастный кролик перед смертью марганцовку или тушку покрасили после кончины, но было ясно: Сонька опять наступила на грабли, поверив уличному торговцу. Хотя сама по себе шапочка выглядела не так уж и жутко.

– Остается только купить перчатки из мексиканского тушкана, – невольно вырвалось у меня.

– Мексиканский тушкан, – оживилась Соня, – никогда не слышала, что, очень дорого?

Без няньки очень трудно управляться с близнецами. Ольга похудела и осунулась. Ирка ложилась грудью на амбразуру, но ночью Кешка и Зайка оставались с детьми наедине. Спать они просто перестали и днем походили на лунатиков. Наташка проявляла редкую непреклонность:

– Давайте их на ночь ко мне, согласна качать крикунов, но в агентство больше не пойду, хватит. Сами вырастим, без подозрительных нянек.

Однако, повозившись ночку с Ванькой и Анькой, подруга стала посговорчивей:

– Хорошо, поищем няню по знакомым, но чтобы только с папкой рекомендаций. А пока поделим дежурства по-честному. В понедельник их трясу я, во вторник – Маруся, в среду – Дашка. Арцеуловым тоже нечего прохлаждаться, пусть забирают к себе в четверг, ну а пятница с субботой достанется родителям.

– А воскресенье? – спросила Маня.

Наташка призадумалась.

– Хорошо, пусть воскресенье тоже мое.

В разделении обязанностей была своя сермяжная правда, и план мне очень понравился, но только до шести утра среды. Именно в это время в спальню ворвалась невыспавшаяся Манька с племянниками.

– Вот, – радостно проговорила она, сваливая кульки на кровать, – уже утро среды – твоя очередь.