«Как и я, она понимает, что наши близкие готовы поссориться из-за предполагаемого мужа, и пытается не допустить конфликта», – решила Гвендолин.

– Мисс Эрроупойнт обладает лучшими манерами, какие мне доводилось видеть, – заметила миссис Дэвилоу, когда они с Гвендолин оказались наедине в туалетной комнате.

– Хотелось бы на нее походить, – ответила Гвендолин.

– Почему? Разве ты недовольна собой, Гвен?

– Ничего подобного. Но я недовольна тем, что вижу вокруг. А ее, кажется, все устраивает.

– Уверена, что сегодня ты должна испытывать удовлетворение. Стрельба из лука доставила тебе радость – я видела.

– Но состязание уже закончилось, а что будет дальше, неизвестно, – возразила Гвендолин и с тихим вздохом потянулась, обнажив красивые руки. Обычай предписывал танцевать в том же платье, в котором леди стреляла, но без жакета. Простота белого кашемира со светло-зеленой каймой как нельзя лучше подчеркивала прелесть фигуры. Единственными украшениями стали тонкая золотая цепочка на шее и золотая звезда на груди. Собранные в пышную корону блестящие золотистые волосы подчеркивали чистоту лба. Сэр Джошуа Рейнольдс[14] с радостью написал бы портрет мисс Харлет, тем более что его задача оказалась бы проще задачи историка – по крайней мере в том отношении, что ему не пришлось бы изображать сложную игру лица: вполне хватило бы одного-единственного прекрасного момента.

– Скоро начнутся танцы, – заметила миссис Дэвилоу. – И ты наверняка получишь удовольствие.

– Я собираюсь танцевать только кадриль, и уже сказала об этом мистеру Клинтоку. Не желаю ни с кем вальсировать или прыгать в польке.

– С какой стати ты вдруг приняла такое решение?

– Терпеть не могу, когда безобразные люди оказываются так близко.

– И кто же кажется тебе безобразным?

– О, многие.

– Мистер Клинток, например, совсем не безобразен.

– Ненавижу прикосновение шерстяной ткани.

– Ты только представь! – обратилась миссис Дэвилоу к сестре, которая только что вошла в комнату вместе с Аннной. – Гвендолин заявила, что не хочет танцевать ни вальс, ни польку.

– По-моему, она чересчур капризничает, – осуждающе заметила миссис Гаскойн. – Было бы более прилично вести себя так, как ведут в подобном случае другие молодые леди, тем более что Гвендолин обучали танцам лучшие учителя.

– Но почему я должна танцевать, если не хочу, тетушка? Катехизис не заставляет.

– Дорогая! – воскликнула миссис Гаскойн тоном строгого порицания.

Анна испуганно взглянула на дерзкую кузину, но дальнейшего обсуждения не последовало.

За время, прошедшее после победного ликования на стрельбище, настроение Гвендолин изменилось, и все же в бальном зале, при свете канделябров, она выглядела ничуть не хуже, чем прежде. Мягкое очарование обстановки и приятные ароматы цветов действовали успокаивающе, особенно в сочетании с сознанием собственного невероятного успеха. Каждый танцующий джентльмен стремился заручиться ее согласием, а те, кто получал отказ от вальса и польки, не скрывали разочарования.

– Неужели вы дали клятву, мисс Харлет?

– Почему вы так жестоки ко всем нам?

– В феврале вы танцевали со мной вальс!

– И это вы, кто так безупречно вальсирует!

Подобные восклицания тешили самолюбие Гвендолин. Те леди, которые не отказывались от вальса, естественно, считали, что мисс Харлет стремится выделиться из общего ряда, однако дядя, услышав об отказе, поддержал племянницу.

– Обычно Гвендолин на все имеет веские причины. – Мистер Гаскойн считал модные танцы, в том числе и вальс, чересчур развязными, и был доволен, что племянница не вальсирует.