Люся еле сдержалась, чтобы не послать ее открытым текстом. Послать, конечно, было бы явным перебором, но дать понять, что ласковое обращение – глупая минутная слабость – вовсе не означает, что можно окончательно сесть ей на голову, посчитала необходимым. Нарочно кинула носовой платок в изножье кровати, чтобы барыне пришлось предпринять героическое усилие – потянуться и достать его. Выключила свет и язвительно напутствовала сибаритку:

– Спите спокойно, дорогой товарищ!

Дверь в кабинет и в самом деле была заперта изнутри. На стук Лялька не отозвалась, решив, что это опять Зинаида со своими стенаниями.

– Ляль, это я! Эй, ты слышишь?.. Давай-ка поднимись ко мне наверх минут через двадцать, я только приму душ. Надо поговорить. И не забудь про инструкции. Ты вроде уезжаешь завтра?

Характер у нашей девушки не сахар, но в чем ей не откажешь, так это в собранности и деловитости. Даже излишней.

Не успела еще Люся намазаться кремом после душа, как Лялька уже явилась с набранным на компьютере жирным шрифтом списком ЦУ на ближайшую неделю из одиннадцати пунктов. Лаконично ответив «да» – «нет» на возникшие вопросы, она тут же двинула к двери.

– Подожди, Ляль! Я же сказала: надо поговорить. – Быстро завинтив банку с кремом и похлопав пальцами под глазами, Люся села на постель и закинула ногу на ногу, тем самым дав понять, что разговор будет долгим, не на ходу. – Во-первых, что нам делать с Ростиславом?

– А что с ним надо делать? – Очи, загадочные, как ночи, сделались круглыми от изумления, но Лялька не ушла. Значит, прекрасно поняла, о чем идет речь.

Кто бы сомневался! Ее предельная немногословность уже говорила сама за себя: в душе у девчонки наверняка бушевал вулкан… Или не бушевал? Черт ее разберет!

Скорчив недовольную физиономию: дескать, дел полно, а ты меня задерживаешь! – Лялька перешла к балконной двери, и там, отодвинув штору, застыла, глядя в темноту. Ждала, что скажет мать.

– Боюсь, за время твоего отсутствия Ростислав совсем слетит с катушек.

Никакой реакции не последовало, кроме легкого недоумения, исполненного плечиком под атласным кимоно. Собственно, ничего другого ждать и не приходилось. Парадоксально, но факт: похоже, единственной, кто по-настоящему переживал за Ростислава, чье пьянство в скором времени могло запросто перерасти в алкоголизм, была теща. Хотя от его похождений больше всех пока что пострадала именно она. Денежки-то ее тю-тю! Кроме загулявшего в последние дни Ростислава позаимствовать их было просто некому…

– Мам, не кроши батон! Выкладывай, что у тебя там, и побыстрее. Если я не высплюсь, то завтра буду на себя не похожа. А мне завтра в кадр, – нарушила ее раздумья Лялька, однако, на удивление, без привычного нерва в голосе, без экзальтации.

Зябко обнимавшая себя за плечи, она вдруг показалась Люсе такой хрупкой и беззащитной, что язык не повернулся рассказать ей про деньги и тем более про посиделки Ростислава в кафе с девчонкой из хозмага. Чтобы пронять известную артистку, но при этом пощадить ее женское самолюбие, стоило, пожалуй, зайти с другого конца.

– Ты вроде так печешься о своем реноме, – предельно миролюбиво, по-дружески начала Люся, – а между тем, кажется, ни для кого уже не секрет, что твой благоверный крепко зашибает. Не далее как вчера Кузьмич сообщил мне, что видел Ростислава в кафе на станции сильно навеселе. Сейчас он опять, извини за выражение, пьян в стельку. Первый час ночи, а его все еще нет. Несмотря на то что я приврала ему по мобильнику, будто Зинаиде плохо с сердцем, и велела срочно топать домой. Вот я и спрашиваю тебя, что нам с ним делать?