В основе самбо лежит именно система Ощепкова. Роль Спиридонова, по большому счёту, свелась к тому, что эту систему в конце 1940-х нарекли придуманным им словом «самбо» (звучит по-восточному экзотично, а расшифровывается скромно: «самозащита без оружия»). Что касается Харлампиева, то он был учеником Ощепкова и продолжил дело учителя, хотя его роль в сохранении ощепковского наследия интерпретируют в широком диапазоне: от «спас» до «присвоил».

Самбо постепенно завоёвывало страну и мир; в 1964 году, после того как дзюдо стало олимпийским видом спорта, СССР направил на Токийскую олимпиаду самбистов. Они «выносили» дзюдоистов так, что уже в 1965-м в Японии появилась своя федерация самбо, а советские методички стали переводить на японский. Так искусство Ощепкова вернулось на историческую родину.

Мы не сделали из самбо того, что сделали из восточных единоборств Гонконг и Голливуд, хотя наш «Монах» не менее крут, чем монахи Шаолиня, а самбо – столь же конкурентоспособный экспортный российский товар, как икра, газ, «калаш» и литература. Узнай Кано Дзигоро об успехах самбиста Фёдора Емельяненко – многократного чемпиона мира по смешанным единоборствам, «Последнего императора», – наверняка был бы горд за себя и своего русского ученика Ощепкова.

Строителями империи оказывались первопроходимцы и авантюристы, каторжане и ссыльные, офицеры и священнослужители. Сама территория заставляла человека перерастать себя.

Священники, отправлявшиеся на Дальний Восток, были миссионерами в самом широком смысле слова.

Именно священники стали первыми русскими востоковедами – как, например, отец Иакинф Бичурин, глава русской духовной миссии в Китае.

Митрополит Иннокентий Вениаминов, прибывший в миссию на Алеутах в 1824 году, прожил в Русской Америке пятнадцать лет. Оставил записки об Алеутских островах, высоко оценённые Гончаровым, перевёл на алеутский язык Евангелие, издал алеутский букварь. Позже занялся тем же в Якутии. Он же отыскал новую дорогу от Якутска к Охотскому морю, после чего был основан новый порт – Аян.

Священники становились лингвистами, этнографами, переводчиками, издателями. Участвовавший с тем же Гончаровым в походе на «Палладе» архимандрит Аввакум был и китаеведом, и дипломатом.

Священник Тихон Шаламов в 1893–1904 годах служил настоятелем Воскресенского храма на острове Кадьяк; основал школу для алеутов и – ещё до учреждения в США «Анонимных алкоголиков» – общество трезвости. Был не только священником, но просветителем, экологом, правозащитником, социологом. Из рук будущего патриарха Тихона (Беллавина), тогда епископа Алеутского и Аляскинского, получил золотой нагрудный крест «за крепкостоятельное служение на пользу православия среди инославия». В одном из рассказов его называвший себя атеистом сын Варлам, для которого невольным подвигом и жестоким монастырём стали колымские лагеря, опишет судьбу того самого креста. Ослепший, обедневший старик священник рубит золото топором, чтобы купить еды, и говорит жене: «Разве в этом Бог?» Интересно, что шаламовские Вологда, Кадьяк и Магадан лежат почти на одной параллели; Кадьяк даже чуть южнее.

Архимандрит Палладий (Кафаров) писал работы о морском сообщении между Шанхаем и Тяньцзинем, о восстании тайпинов, составлял китайско-русский словарь. В Приморье занимался археологическими и этнографическими изысканиями.

В токийской семинарии Николая Японского для России готовили профессиональных разведчиков.

Священник, философ Павел Флоренский, попав в 1933 году за решётку, написал в приамурском городе с оригинальным названием Свободный, где располагалось управление БАМлага, работу «Предполагаемое государственное устройство в будущем». В 1934-м в Сковородине на опытной мерзлотной станции проводил научные исследования, впоследствии использованные его сотрудниками Быковым и Каптеревым в книге «Вечная мерзлота и строительство на ней» (1940).