В ломоносовской «Оде на день восшествия на Всероссийский престол Её Величества Государыни Императрицы Елисаветы Петровны» 1747 года, разобранной на цитаты (от «Науки юношей питают…» до «…быстрых разумом Невтонов»), есть и такие слова:

Речь идёт о пересмотре Нерчинского договора. Воплотить вербализованное Ломоносовым пожелание удалось лишь век с лишним спустя.

В той же оде Ломоносов пишет:

Освоение востока он сравнивает с открытием Америки. Но русские и в прямом смысле слова открыли Америку, придя в неё с запада. Дальний Восток – наш Новый Свет. Если Новая Англия, отделившись от старой, превратилась в США, то Россия выросла, сохранив цельность и оставшись собой. Или даже так: по-настоящему став собой, найдя себя[7].

Слова Ломоносова о том, что могущество России будет прирастать Сибирью, чаще всего цитируют в усечённом виде. Они взяты из интереснейшей работы 1763 года «Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного проходу Сибирским океаном в Восточную Индию». В ней Ломоносов обосновал возможность и необходимость открытия Северного морского пути[8]. «Россия… простерла свою власть до берегов Восточного океана… но как за безмерною дальностию для долговременных и трудных путей сила ея на востоке весьма укоснительно и едва чувствительно умножается, так и в изыскании и овладении оных земель и в предприятии купеческого сообщения с восточными народами нет почти больше никаких успехов», – писал он, доказывая, что проблемы решит «морской северный ход». Это Ломоносов утверждал ещё до нынешнего потепления, когда ледовая шапка Земли стала шагренево сжиматься, освобождая всё больше путей для движения (в том числе безледокольного) сухогрузов, танкеров, газовозов. В конце – знаменитые слова: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений европейских в Азии и Америке». Под Сибирью, понятно, Ломоносов подразумевал всё пространство от Урала до Тихого океана.

О том же он писал и стихами, вкладывая в уста первого русского императора такие слова (поэма «Пётр Великий», 1756–1761):

Широко мыслил Ломоносов.

Как понять, объяснить это великое стремление на восток, в неизведанные земли, при отсутствии связи и дорог? Слово «романтика» было ещё не в ходу. Шли за землёй? За свободой? Подальше от начальства – и одновременно чтобы выслужиться? В обетованное Беловодье? За соболем, как американцы за золотом?

Именно соболь должен был стать тотемным зверем русских. В освоении Сибири, то есть в становлении современной России как таковой, он сыграл гигантскую роль. А дальше, на Тихом океане, обнаружились морские котики и каланы, которые довели русских до Америки. Пушнина, «мягкая рухлядь», была для России тем же, чем сейчас является газ, – валютоёмким экспортным ресурсом. Нужно ставить памятники соболю – имперообразующему зверю, который сподвиг наших предков ещё в XVII веке дойти до оконечности евразийского материка. Но соболю не досталась даже малая часть культа, каким окружён медведь.

Что нам на самом деле медведь? Прочно прописавшийся в русском фольклоре, он никогда не был для нас тем, чем для северных народов были олень или морж. Не говоря о том, что медведь – символ слишком затёртый, общеевропейский: и Берлин, и Берн названы в его медвежью честь. Неразборчив в еде, неуклюж, спит зиму напролёт… Соболь – совсем другое дело. Изящный, хищный, юркий, он «сделал» несколько русских веков.