– Еще одна просьба, – вспомнил он как не мог устроиться в гостиницу, когда был миллионером, – не мог бы ваш комитет помочь мне и моему брату устроиться в гостиницу?

– А почему же нет, – улыбнулся возглавляющий комитет, – Зачем вам гостиница? У нас есть свои комнаты для приезжих тут неподалеку. В них останавливаются участники экспедиций, – нажал он кнопку звонка и отдал распоряжение секретарше.

– Вперед, верный мой изыскатель! Вернее, старший научный сотрудник «Добровольного общества любителей археологии», аббревиатура которого ДОЛАРХ. Звучит почти как слово: доллар! – засмеялся Бендер.

Было заметно, что он все больше и больше возвращался в свой прежний веселый и уверенный до наглости образ.

В этот же день Остап побывал таким же способом у председателя горисполкома и получил ордер на занятие комнаты в полуподвальном этаже дома на углу Прорезной и Крещатика.

В жилищно-коммунальном отделе великому комбинатору предлагали другие адреса и лучшие помещения для его ДОЛАРХа, но руководствуясь принятым с Балагановым решением, Остап избрал именно полуподвал на заветном месте. Но не только потому, что это место связано с воспоминаниями о Паниковском. Но и по причине нахождения этой комнаты в центре, что являлось немаловажным фактором для привлечения членов в организуемое общество.

В конце дня в газете «Вечерний Киев» появилось броское объявление:

Вечером, сидя за ужином в комнате, подведомственной ВУАКу, акционеры ДОЛАРХа с удовлетворением прочли свое объявление и Остап сказал:

– Вот видите, Шура, что значит действовать? Уже завтра и в последующие дни нам придется встречать поступающих в наше общество…

– Командор, но в том полуподвале нет еще и табуретки! – вставил Балаганов. – Как же… Снова будем покупать, как в Черноморске?

– Э-э, нет, товарищ Балаганов, не будем дураками. Поумнели. Так как наша контора официальная, то для ее начинки в жилищно-коммунальном отделе горисполкома имеется фонд реквизированной в свое время мебели у местного дворянства и буржуазии. С утра я туда и отправлюсь. А вы, Шура, – за вывеской, которую за ночь должен нарисовать нанятый нами художник. Ясно? Завтра же мы закажем удостоверения, которые будем вручать поступающим. – Немного подумав, он сказал:– И, конечно, печать нашего ДОЛАРХа.

– Ну, командор, я всегда восхищался вашими действиями, но сейчас… Чтобы за один день, – покачал своей рыжекудрявой головой Балаганов, – заиметь вот это жилье и помещение для нашего предприятия…

– Так вы, товарищ Балаганов, говорите, что всегда восторгались моими действиями? – усмехнулся Остап. – Я бы не сказал, что всегда. Вспомните ваш идиотский поступок с гирями…

– Это не я, не я, командор, придумал! – запротестовал бывший уполномоченный по рогам и копытам. – Это все покойный Михаил Самуэльевич втравил меня в это!

– Не тревожьте прах Паниковского, Балаганов. У вас своя голова была на плечах, а не тыква. Ладно, спать. Завтра нам понадобятся свежие силы, чтобы вдохнуть жизнь в наш ДОЛАРХ, дорогой Шура.

В конце следующего дня над входом в полуподвал дома номер 30, что на правом углу, если стоять лицом к Дому-улице «Пассаж», Прорезной и Крещатика, появилась красочная вывеска: