– Они же не дураки, – раздалось позади неожиданно и хмуро. – Сначала съешь, потом перевари, отрыгни шерсть, когти и прочие прелести.

Танька поднялась так резко, что блестки в глазах засверкали, обернулась к мужчине, выставив перед собой тяпку и лопатку.

– Доброе утро, – поздоровался тот, тряхнув манжетами белоснежной рубашки.

Он оглядел ее с головы до ног, да так, что Таня отчего-то покраснела, задержал взгляд на инструментах, усмехнувшись чему-то своему, а потом вновь вернул взгляд светлых глаз к ее лицу.

– Что вы собрались делать с этим?

Таня не оценила его иронии. Зря он недооценивает садовые принадлежности. Вот как даст ему промеж рогов – мало не покажется!

– Суп варить?

Взглянув на инструменты еще раз, она увидела, что ей каким-то чудом удалось подцепить жертву острых когтей Яськи, и вновь покраснела, представив, как смешно выглядит в глазах незнакомца, но тут же встряхнулась.

– Или все-таки хоронить?

Два смущения подряд – это много, но третьему, Таня решила, не бывать. Оставив добычу кота на прежнем месте, она поинтересовалась, напустив в голос весь холод, который только имела:

– Что вы здесь делаете? Спрашиваю еще раз.

– Я задаюсь тем же вопросом.

Татьяна усмехнулась и не стала сдерживать себя в сарказме:

– А вы не задавайтесь! Возвращайтесь на свою вечеринку. Москва – там!

Она показала в сторону выхода, тем не менее мучаясь любопытством. Зачем он пожаловал? Неужели извиниться? И почему он босиком? Точно проснулся в кустах, после того как приятели забыли его на обочине!

– Вообще-то юг там. – Живой «компас» показал ей в сторону калитки, обвитой диким огурцом. – А там… – Кутила в дорогущей рубашке и таких же не менее дешевых брюках остался невозмутим, кивнув себе за спину. – Дмитров.

– Выход – там, – выкрутилась она, подавив волну раздражения. – Уходите.

Мужчина помедлил с ответом, вытащив из кармана телефон, и протянул его ей.

– Читайте!

Он велел это таким тоном, как будто даже не сомневался в том, что она сделает и не отпихнет его руку. Таню даже оторопь взяла.

– Первое сообщение.

Отложив инструменты, она приняла прямоугольник из пластика и стекла, вчитавшись в сообщение, в котором некий Роман писал, что вышла накладка и что мать, несмотря на его увещевания, что он позаботится о безопасности участка, все равно сделала по-своему, поселив в доме свою знакомую.

«Мама говорит, что она нормальная, ответственная и адекватная».

Танька только покривила губами, прочитав это. Ей стало неприятно. Но в том не было ничего удивительного. Так происходило всегда, когда она узнавала, что ее обсуждают незнакомые ей люди. Она не нормальная, а странная! Спрашивается, какое ей дело до мнения посторонних для нее людей? Почему с Викой и Алиной все было иначе и ей польстила эта характеристика?

«Несмотря на вздорный характер матушки, я верю в это».

Она читала, а сама краем глаз следила за незнакомцем. Тот сел на последнюю ступеньку, потянулся к пачке сигарет, покрутил ее, да и закурил, выпустив сизое облачко дыма. Заметив ее приподнятую бровь, Олег (еще один!) оглядел ее, задержавшись на нижней части тела, и заметил:

– Курить вредно, а вам еще рожать.

На этот раз Танька чувствовала, что побледнела, впервые испытав, как кровь отлила от ее лица, переместив весь жар куда-то в середину груди, однако объяснять ему, что она не беременна, не стала.

«Людей она подбирать умеет, как бы странно это ни звучало, так что попробуй договориться с ней. С твоим…»

Окинув того еще одним взглядом, Танька прикоснулась к экрану, чтобы прочитать продолжение, но Олег приподнялся и забрал у нее телефон, усевшись на место. Она озадачилась этим жестом. Почему он не дал ей дочитать? Ведь ясно же, что это касалось ее и никого другого.