Игорь не успел ничего сообразить. Разряд плазмы опалил левый борт рубки, датчики «Беркута» выжгло, погасли обзорные экраны, раздался затухающий вой сервоприводов, а по броне уже молотили снаряды, – один из них прошил рубку, перерубив дугу пилотажного ложемента, разорвав край подголовника кресла.

Ошеломляющий удар на миг погасил сознание Рокотова…

…

Седьмой взвод космической колониальной пехоты (так, в связи с начавшейся операцией, теперь именовались планетарные соединения), вышел к южной дорожной развязке.

Пехотинцы были злы и усталы после прочесывания брошенных жителями городских кварталов. Их камуфлированная броня, покрытая капельками дождя, сливалась с серым фоном улицы, по закрытым забралам шлемов изредка пробегали электростатические полоски, смахивающие радиоактивную морось.

Внезапно приданная взводу боевая планетарная машина глухо взревела двигателями и сорвалась с места. Сработали фантом-генераторы, и БПМ исчезла со сканеров, лишь ее путь отмечали поваленные деревья.

– Куда это рванул Гудман? – озадачено спросил компьютерный техник взвода.

– Без понятия. Вроде, какую-то сигнатуру обнаружили, – ответил сержант и добавил: – Приказано занять позиции и ждать дальнейших указаний.

В той стороне, где скрылась БПМ, внезапно разлился бледный отсвет плазменной вспышки и дробно зачастили курсовые электромагнитные орудия.

…

Побелевшие от напряжения губы лейтенанта Гудмана мелко дрожали. Вид исполина, с которым удалось разделаться внезапной атакой, внушал невольную оторопь. Он в жизни не видел ничего подобного! Сочащаяся дымом рубка колониального механизма возвышалась над пожухлыми кронами деревьев, а те имели не меньше пятнадцати метров в высоту!

– Я подбил его!.. – сипло выдохнул Патрик.

Лейтенант жестоко заблуждался, полагая: все кончено. На самом деле машину, созданную Гансом Герветом, недостаточно подбить, это придется делать снова и снова, а затем с опаской обходить гору покореженного металла: а вдруг оживет?

Даже сейчас это исчадие колониальных технологий вызывало неосознанную тревогу.

– Добей его!.. – раздался по связи отрывистый приказ майора Шермана.

– Не понял?

– Добей пилота! Он еще жив! Разве не видишь?!

Гудман взглянул на суммирующий дисплей и невнятно выругался: действительно на фоне общей сигнатуры сканеры выделили тепловой контур человека!

Внезапной потливой дрожью вернулся страх.

Подсознательно Гудман не ощущал торжества победы, словно внутренний голос постоянно нашептывал: что-то не так лейтенант.

Реактор огромного колониального механизма по-прежнему работал. Раскаленная плазменным попаданием броня щерилась несколькими пробоинами, но оттуда уже выдавливало серую, вспенивающуюся и моментально твердеющую массу. Система исполина явно восстанавливала герметизацию рубки управления!

«Да сдохни же наконец!..» – думал он, ловя в прицел тепловой контур пилота.

Война, – это ад, где призрак близкой смерти мгновенно срывает все напускное, показывая истинную суть каждого из нас.

Жизнь берет людей и швыряет их в омут войны, как слепых котят. Кто-то выплывет, кто-то утонет, а кто-то, спасая себя, будет карабкаться по головам, топя друзей или врагов, – тут уж как придется.

В любом случае, изначально никто не умеет плавать, но этому учатся – быстро, болезненно и жестоко…

У Патрика Гудмана наружу поперло что-то звериное. Он давил в себе страх, а тот лишь рос, требуя немедленной кровавой жертвы.

Сдохни!.. – одно только слово слышалось ему в ноющем звуке сервомоторов точной наводки.

…

Рокотов пришел в сознание среди багряного тумана боли. В горле першило от едкого дыма. По виску и щеке стекало что-то горячее, липкое. Очертания приборных панелей двоились перед глазами. Звон контузии гасил все остальные звуки.