Аурика попробовала повторить за отцом пару движений. С первого раза не получилось, она топнула ногой и прикрикнула с очевидным раздражением:

– Папа! Я не умею. Я как слон!

– Какие глупости! – запротестовал Георгий Константинович: – Пару уроков у прекрасной Изольды – и ты начнешь танцевать, как Анна Павлова.

– А кто такая Изольда? – заинтересовалась Аурика, наблюдая за пританцовывающим отцом.

Продолжая мурлыкать себе под нос, Георгий Константинович охотно пояснил:

– Прекрасная Изольда – это прозвище известной танцовщицы, имя которой гремело во времена моей юности. Мы с товарищами были ее страстными поклонниками. Долгое время она преподавала в хореографическом училище, параллельно занимаясь частной практикой.

– И сколько же ей лет?

– Неприличный вопрос, дитя мое, – засмеялся Одобеску.

– И все-таки…

– Если мне не изменяет память, где-то около восьмидесяти. Сейчас она похожа на чудом сохранившуюся мумию с трюфелем на голове.

– С чем? – не поняла Аурика.

– Трюфелем, – повторил Георгий Константинович. – Это такой гриб.

– А я думала, конфета.

Одобеску зажмурился, видимо, представляя знаменитую Изольду, и тут же согласился:

– Так тоже можно. Гриб… Конфета… Какая, в сущности, разница. Главное, что она обладает исключительным педагогическим талантом и способна научить танцевать танго даже неповоротливого бегемота.

– То есть меня, – подытожила Аурика.

– Кокетка! – проворчал Георгий Константинович. – Ты хочешь, чтобы я убеждал тебя в обратном?

– Какой смысл? – трезво отметила дочь.

– Знаешь ли, золотко, род Одобеску издревле славился крупными дамами. Местами – очень крупными. И, поверь мне, наши мужчины всегда умели это ценить! Роскошные формы – это визитная карточка темперамента и визуализация способности к деторождению. Это я тебе говорю как представитель рода Одобеску.

– И сколько детей обычно рожали ваши крупные дамы? – язвительно поинтересовалась Аурика, особо, кстати, не ломающая голову над тем, как привести свое тело к общестатистическим в студенческой среде нормам.

Георгий Константинович замялся, как будто его поймали с поличным, и, придав своему лицу важное выражение, торжественно заявил:

– Много.

– Ну сколько? – продолжала настаивать Аурика.

– Ну много, – не сдавался барон Одобеску.

– Сколько? – сдвинула брови дочь и дернула отца за руку.

– Точно не знаю, но, думаю, что много, – начал юлить Георгий Константинович.

– Насколько я знаю, господин Одобеску, вы на этом свете один, как перст. Значит, либо ваша маман родила вас одного-единственного, либо…

– Во всем виновата революция, – свалил вину на исторические обстоятельства Георгий Константинович, а потом, сделавшись серьезным, шепотом признался: – В моем случае произошла генетическая поломка.

– Чего?

– Мои родители были кузенами. С точки зрения эволюции – связь, чреватая осложнениями. В итоге – из Одобеску сегодня только двое: ты и я. Кстати, что ты сделаешь с нашей фамилией?

– А что ты хочешь, чтобы я сделала с нашей фамилией?

«Ну, уж точно, не поменяла ее на фамилию Масляницына или Иванова», – подумал Георгий Константинович, и у него испортилось настроение.

– Папа, – окликнула его дочь и повторила вопрос: – Что ты хочешь-то?

– Хочу, чтобы ты была счастлива, – странно ответил Одобеску и опустил голову.

– Что-то я ничего сегодня не понимаю! – разозлилась Аурика, в голове которой никак не выстраивалась логическая цепочка. – То ты уезжаешь! То ты танцуешь! То ты хочешь, чтобы я была счастлива!

– В чем вы меня обвиняете, Аурика Георгиевна? – Одобеску привстал на цыпочки и поцеловал дочь в макушку.