– А он дело говорит, – заключает мальчик.

– Вы очень убедительны, – соглашается девочка.

– Ну, пока.

Я иду к машине, зная, что они смотрят мне вслед.

Представляю, как они переходят из комнаты в комнату, от окна к окну, смотрят, как я прохожу по продуманному ландшафту двора, топча идеально подстриженную траву, от которой воняет благополучием и аккуратным использованием пестицидов. Середина дня, середина недели и, если не считать процветающих растений, никаких признаков жизни.


Я уезжаю, думая, что они могли всерьез со мной разобраться. Могли связать, приковать к батарее – были там батареи? – или держать в подвале в порядке научного эксперимента. Могли распилить бензопилой на части и сложить в неиспользуемый лишний морозильник. Если они о родителях говорили правду, меня бы не нашли никогда, и уж точно до Четвертого июля. У меня голова идет кругом. Я побывал в заложниках, я – интернет-идиот, я – умственная развалина.

Что-то дрожит на ходу. Я думаю, что дело в машине, но останавливаюсь на красный, смотрю вниз – это у меня ноги трясутся.

Еду прямо в университет. Секретарша факультета смотрит на меня с тревогой:

– Вы, надеюсь, получили мое сообщение?

Я понятия не имею, о чем это она.

– Про ваш сегодняшний ленч. Получили?

Меня начинает пробирать пот.

– Я сегодня еще не ел.

Чувствую, как лезет обратно из глотки вишня.

– У вас был запланирован ежегодный ленч с доктором Шварцем.

Я начисто забыл.

– У него произошла неприятность, я вам оставила сообщение на домашнем телефоне. Профессор Шварц сегодня на завтраке с преподавателями сломал зуб, и, похоже, ему нужно будет пломбировать канал. Он все же хочет вас увидеть лучше рано, чем поздно, поэтому я переназначила на завтра – в полдень.

– Буду, – отвечаю я.


Присутственный час. Надо это прекратить. Что бы я ни делал (или думал, что делаю) с этими «леди на ленч», этому надо положить конец. Сегодня я легко отделался, в другой раз может выйти гораздо хуже. У меня на завтра намечено свидание с женщиной… единственное, что я о ней помню, – это что в чате она несколько раз ссылалась на сериал «Заколдованные» шестидесятых годов. Интуиция – а может быть, фантазия – мне подсказывает, что у нее на уме что-то магическое, и ей нужен человек, с которым можно будет разыграть свой сценарий. С другой стороны, сегодняшний опыт окрашивает эту мысль в черные тона – может, она какая-то пригородная тайная ведьма, практикующая свое темное искусство на собаках – тупых мужиках, которые клюют на приманку.

Пытаюсь войти в свою почту с университетского компьютера. Не получается. Несколько напряженное чувство: мне нужно отменить это сейчас, прямо сейчас – не через десять минут, а вот сию секунду, пока хватает силы и решимости, пока еще волю не потерял. Я поднимаюсь, разъяренный, к секретарше факультета.

– Есть причина, по которой я не могу выйти в сеть?

– Сервер накрылся, – говорит она.

– По всему кампусу?

Может быть, получится забежать в библиотеку и оттуда войти.

– Да, вся система рухнула. Если вам нужно почту посмотреть, могу дать мой телефон.

Она протягивает свой телефон – одну из этих штучек двадцать первого века с выдвигающейся клавиатурой.

Крошки. Если я войду в свою почту с ее «андроида», то оставлю след электронных крошек, тех же, что оставил бы, войдя с университетского компьютера. И, чуть приложив усилия – эквивалент небольшого электронного веника, – меня смогут проследить до самой этой «Заколдованной».

– Да нет, нет необходимости.

Все это вдруг оказывается не так срочно. И я даже рад, что сервер накрылся – он спас меня от меня самого.