И пропадает.

Я поднимаюсь с земли, закидываю сумку на плечо и шагаю по улице, чуть кренясь набок. Прохожу мимо спортивного магазина с мячами и ракетками, мимо химчистки, захожу в «Старбакс». Пытаюсь выработать себе какой-то привычный распорядок. Делать то, что люди делают.

– Кофе медиум, – говорю я.

– Гранде?

– Медиум.

– Гранде, – решает она.

– Non parlo Italiano, – говорю я, показывая на чашку среднего размера.

Она дает мне обжигающий кофе, я сажусь за стол, распаковываю страницы рукописи и перекладываю их по порядку. На меня таращится группа женщин, одна прямо пальцем показывает.

– Что такое? – спрашиваю я громко, глядя на них в упор.

– А вы похожи на того типа, – говорит мальчишка, вытирающий столы пахнущей рвотой тряпкой.

– Какого типа?

– Который свою жену убил, нет? Она вот с ними сюда заходила после тренировок. Часто бывали. Вы тут человек новый.

Он начинает вытирать мой стол, словно намекая, что мне надо уйти.

– О’кей, – говорю я, встаю и кофе беру с собой – как-никак четыре доллара. Я вообще даже не хочу кофе. У входа стоит человек, похож на бездомного, и я пытаюсь отдать чашку ему.

– Вы мне отдаете свой кофе? – спрашивает он.

– Да.

– Вы его пили?

– Нет.

– А зачем мне ваш кофе? Может, вы туда чего подсыпали?

Я смотрю на этого человека и вижу что-то знакомое. Нечто среднее между дешевым автомехаником и Клинтом Иствудом.

– Понимаете, – говорит он, – дело в том, что я кофе не пью.

– А! – отвечаю я, случайно обжигая себе руку горячей «явой».

– Я сюда пришел за лимонным пирогом и чашкой чая.

Я киваю, все же думая, что откуда-то его знаю.

– Что ж, – говорю я, чувствуя, что сумка начинает сползать с плеча. – Всего наилучшего.

– И вам. Надеюсь, вы найдете, кому отдать кофе.

Я ставлю кофе на крышу машины, отпираю дверцу, кидаю внутрь сумку. Делилло, думаю я, захлопывая дверцу. Делилло, повторяю, заводя двигатель. Дон Делилло, известный писатель, черт меня побери. Можно было бы с ним поговорить про Никсона.

Включаю передачу и еду. Заднее стекло тут же покрывается черным кофе. В зеркале видно, как чашка прыгает за мной по мостовой.

Возвращаюсь в университет. Готов ли я к занятиям? Я читаю этот курс уже десять лет. Конечно, готов. Более того, я на автопилоте.

По дороге запутываюсь – никогда не подъезжал с этой стороны; обычно еду из дому и дорогу знаю наизусть. Опаздываю. В машине меня застигает телефонный звонок. Пытаясь вытащить телефон из кармана, задеваю бортом отбойник. Опять Клер. На этот раз не говорит ничего.

– Клер! – говорю я. – Алло, ты здесь? Ты меня слышишь? Клер, я в машине, еду в университет. Давай позже созвонимся.

Спешу забрать почту в деканате. В моем ящике ее очень мало. Открытка от студентки – извиняется, но должна пропустить два занятия, потому что серьезно заболела ее бабушка в штате Мэн. Приклеена марка из Дейтона-Бич, штат Флорида. К сожалению, подпись так неразборчива, что я даже не знаю, кто это так отличился. Остальная почта – межфакультетская переписка. «Декан вашего факультета хотел бы договориться о времени с вами побеседовать». Я засовываю голову в его приемную, говорю секретарше:

– Прошу прощения, я не уверен: вот это мне?

– Да, – отвечает она. – Он хочет с вами поговорить.

– Мы должны запланировать встречу?

Она ныряет в кабинет декана и возвращается почти в ту же секунду.

– Совместный ежегодный ленч в следующую среду. Он говорит, детали вы все знаете, у вас годы опыта.

– Отлично, – говорю я. – Спасибо.

Я отпираю дверь нашего кабинета на двоих: профессор Спайвак по вторникам, четвергам и пятницам, я по понедельникам и средам с двух до трех часов дня. Жду. Никто не приходит. Я вынимаю рукопись, ставшую моей спутницей, размашисто вписываю замечания, предлагаю для себя переделки, – преподаватель, проверяющий работу, только свою собственную. До занятий пять минут. Я запираю кабинет. На полпути через кампус мне едва не сносит голову «летающая тарелка» фрисби, ударившая в затылок. Никто не извиняется, не спрашивает, сильно ли меня ушибло. Я сую фрисби в сумку и иду дальше.