– Видать что ли, что в первой мне это? – с опасением уточнила Анна, тщетно стараясь казаться «своей». Она вуалировала дворянскую принадлежность, стараясь вести себя как обычная продажная девка, за которыми наблюдала несколько ночей подряд из пролетки.
Суть ее задумки была в том, чтобы стать частью уличного мира и разбогатеть за счет толстосумов, щедро осыпающих распущенных красоток монетами за всякого рода услуги, в том числе и за вполне невинные: например, глупый смех на коленях у клиента и сопровождение на различные увеселительные мероприятия сомнительного характера туда, где появляться приличным дамам было не желательно. Оставалось найти подходящее место, в котором Анна могла бы знакомиться со щедрыми мужчинами. Публичных домов к двадцатым годам почти не осталась, заведения были скрыты от любопытных глаз или завуалированы под обычные трактиры и рестораны. Некоторые девицы в поисках незамысловатого заработка скитались по улицам и гнездились возле определенных мест, посещаемых платежеспособными гуляками, не пренебрегающими покупной любовью. Возле одного из них, находящегося почти в самом центре Петрограда, и известного в народе как «душа разврата», всегда можно было найти девиц распутного типа, торгующих своим телом и различными услугами, способными удовлетворить любую прихоть похотливых мужчин. Не всем везло заполучить хорошего клиента, многие проводили вечере «вхолостую». Счастливицы уводили под руку кавалеров в свои «норки» – неуютные комнаты, арендованные неподалеку от места «охоты». Некоторым везло наполовину – они отрабатывали небольшие суммы прямо в переулке и снова возвращались в строй. Среди проституток были преимущественно крестьянки. Часто девицы из деревень, не найдя в столице работу и не желая возвращаться в родной дом, выставляли на продажу тело. Можно было встретить среди падших женщин и бывших сотрудниц фабрик, избравших это ремесло из-за более высокого заработка, и самые старательные жили небедно. Хотя официально проституция считалась пережитком капитализма и подлежала ликвидации, желающих воспользоваться услугами распущенных дамочек даже несмотря на запрет, было предостаточно.
– Вот раньше были времена! Все было ладно и понятно! И с полицией дружили, и врачи под юбки заглядывали, а потом документ давали: мол, к работе готова, всякой поганью не болеет! – произнесла Незнакомка, поежившись от осенней прохлады. – При Николаше хорошо было!
– При Николае Павловиче? – уточнила Анна, вспомнив, что при этом императоре родилась ее мать, и было это больше шестидесяти лет назад. – Сколько же вам лет?
Молодая женщина удивленно уставилась на Незнакомку, пытаясь сопоставить цифры и факты, но та захохотала, широко открыв рот и демонстрируя коричневатые от жевания табака зубы. Утирая появившиеся от смеха слезы, она успокоила удивленную собеседницу:
– Мать моя была жрицей любви при царе Николае! Про нее разговор держу! Династия у нас! Почти, как у Романовых! Мне бы только девку родить, чтобы сменила на посту! Матросика-крепыша подцепить и заделать продолжение рода! Передать ей драгоценный опыт, хитрости да тонкости нашего дела, как говорится.
Незнакомка снова зашлась смехом, и долгое время не могла успокоиться, представляя, как передает дочери «блядскую корону». Анна терпеливо ждала, пока волна внезапной радости, захлестнувшая проститутку, спадет. У новобранки было много вопросов по поводу нового увлечения, она жаждала услышать пояснения о тонкостях пикантной профессии. Из кабака вышел слегка пошатывающийся мужчина во френче, штанах с красными лампасами и высоких сапогах. Он пытался держаться прямо, но чрезмерное употребление алкоголя как будто заставляло землю вращаться быстрее, и бедолага бесконечно спотыкался о собственную обувь, при этом громко ругаясь. По внешнему виду трудно было разобрать, платежеспособен ли клиент, но судя по живому интересу к обступившим его девицам можно было предположить, что немного суровый гуляка почтенного возраста интересуется «товаром».