‒ Ты, ‒ прошипела она, вцепившись в мою рубашку пальцами, ‒ ты кто такой? А? Ты кем себя возомнил? Богом? Какое ты имеешь право управлять жизнями людей?

‒ О чем ты, голубка моя?

‒ Ладно я. Черт с тобой! Но не трогай мою семью и моих друзей.

Она ударила меня кулаком, но я даже не обратил на это внимание.

‒ Ты бесчувственный, жестокий человек, Тагар Гырцони. У тебя тут, ‒ ткнула она пальцем мне в грудь, ‒ есть что-то светлое? У тебя есть сердце? Ты любишь хоть кого-то, кроме денег и власти?

‒ Тебя, ‒ кивнул я и, обхватив ее лицо ладонями, тверже произнес: ‒ Я люблю тебя. И у меня есть сердце, дорогая, которое ты завоевала с нашей самой первой встречи.

‒ Ты лжешь себе и мне, ‒ прошептала она. – Знаешь почему? Потому что не поступают так с близкими людьми человека, которого ты любишь.

‒ Ты про своего отца? – уточнил я.

‒ И про него, и про Женю, которого ты хочешь запихнуть в нелегальные бои, и про Олю, которая вынуждена работать в твоих грязных заведениях, чтобы вернуть тебе деньги.

‒ Про твою подругу я ничего не знаю. Долг за тачку стоит на ее женихе.

‒ Не лги мне. Женя мне все рассказал. Он передал каждое твое слово.

‒ Да? – ухмыльнулся я. – А свои слова он тебе тоже пересказал дословно? Упоминал ли он, что ради своей шкуры сообщил мне, что ты уезжаешь. Если бы не он, то ты уже давно была бы в городе.

Я бы и без его помощи узнал об отъезде Миры, но сейчас это важно.

‒ Это не меняет того факта, что ты загоняешь людей в долги.

‒ Они сами себя загоняют, ‒ терял я терпение. – Сами выбирают прийти ко мне, делать ставки, брать в долг. Я их не притаскиваю сюда силой, голубка моя. Как и твой отец: он сам пришел в мой клуб и делал ставки.

Она покачала головой, убрав мои руки с ее лица. В голубых глазах уже не было той уверенности, что горела сначала. Сейчас в них читалась грусть, отчего мне стало тяжело дышать.

‒ Прости долг папе, пожалуйста, ‒ тихо и как-то неуверенно прошептала она.

‒ Уже. ‒ Она удивленно подняла на меня глаза. – Не смотри на меня так, пташка. Я не монстр.

Ее брови нахмурились. Мои слова не убедили ее. Какое-то мгновение мы просто стояли в тишине, разглядывая в глазах друг друга то, что намеревались найти.

‒ Может, попробуем заново? – тяжело выдавил я из себя. ‒ Дай мне шанс, Мира, и я докажу тебе, что даже такой монстр, как я, способен на теплые чувства.

‒ Ты хочешь доказать это мне или себе, Тагар?

Я тяжело вздохнул от ее слов, которые били больнее, чем пуля или лезвие ножа.

‒ Нам.

‒ У нас ничего не получится. Мы живем в совсем разных мирах. Давай просто забудем друг друга? Я уеду, и покончим с этим.

‒ Никогда, ‒ прорычал я, прильнув к ее губам.

О Боже… какие же они сладкие. Мои глаза сами закрылись от блаженства. Я хотел полностью отдаться ей, раствориться в ней. Хотел показать через поцелуй свои намерения бороться до конца. Я не сдамся. Лишь смерть заставит меня остановиться.

Неохотно оторвавшись от Миры, я, тяжело дыша, пристально вглядывался в ее ошеломленные глаза.

‒ Я никогда не забуду тебя. И до конца своих дней буду преследовать тебя, пока ты не согласишься стать моей. Ты от меня не улетишь, пташка.

Она взмахнула рукой и ударила ладонью по моей щеке. Я мог ее остановить, но не стал. Пусть выпустит пар.

Мира буравила меня грозным взглядом, а после оттолкнула и рванула прочь. Я продолжил стоять в полном одиночестве, как дурак. Любовь и правда делает из людей идиотов.

10. Глава 9

ЗАПРЕЩАЕТСЯ РАСПРОСТРАНЯТЬ КНИГУ НА ДРУГИХ ПЛАТФОРМАХ, КРОМЕ ЛИТНЕТ (УК РФ 146.2)

Скрестив ноги на сиденье, я приготовилась к двухчасовому пути. Мама вела машину, отбивая по рулю пальцами ритм песни, что звучала из колонок. Я смотрела в окно, наблюдая, как родной пейзаж остается позади. Вскоре в нем мелькали лишь ели, впереди лежала дальняя дорога.