Правда, одна правда, и только правда!

Запоздало осознав, что шуметь, пугая спящего ребенка, действительно не стоит, я тихо подкралась к кровати, которую нашла без труда (просто врезавшись в нее) и опознала по характерным очертаниям. Отыскала край одеяла, сунула под него руку, двинула ее вверх, искательно шевеля пальцами а-ля шустрый краб.

– Есть! – обрадовался внутренний голос, едва я нащупала что-то округлое. – А, нет, это не будильница, это живое, похоже, пятка…

– Дети, в школу собирайтесь! – Приглушенное одеялом пение доказало, что будильница живее всех живых.

Я выпустила пятку и послала своего пятипалого краба выше.

– Голень, – комментировал поиск мой внутренний голос. – Колено… Хм, разве у сына такие волосатые ноги?

Стоп!

Я проворно вернулась к пятке.

– А сын ли это? – тем временем озвучил мое сомнение внутренний голос. – В смысле, а твой ли это сын?

Бли-и-и-ин! До меня наконец дошло: я же не дома! Мы заночевали у Ирки, мой сын спит в мансарде, а я вломилась в соседнюю комнату, где дрыхнет… Кто?

– Полковник, ты чего это? – с превеликим подозрением вопросил этот кто-то, уводя из моей разжавшейся руки неопознанную пятку.

С другой стороны, как я могла ее опознать? Пятка – не погон, на ней звездочек нет!

– Это Касатиков! Ирка их с Лазарчуком во второй гостевой спальне уложила, – проинформировал меня внутренний голос и забился в беззвучной истерике.

Я вспомнила эту спальню, снабженную одной широченной кроватью, и тоже захихикала, начиная отступление к двери. Суровые менты в одной постели, ну-ну, не будем им мешать…

И тут это подлое пластмассовое создание – китайский лидер восстания машин – опять запело:

– Дети, в школу собирайтесь!

– Кто здесь?!

Похоже, лейтенант Касатиков не знал про певучий и ползучий будильник, иначе с чего бы он так орал и дергался?

Взметнулось, подняв ветер, просторное одеяло.

– Вихри враждебные веют над нами! – радостно запел мой внутренний голос. – Темные силы…

Щелк! Темные силы мгновенно уступили место светлым – кто-то включил лампу. Я на мгновенье ослепла, но это не помешало мне встретить вовремя вскинутой доской летящую черепашку, ориентируясь исключительно на приближающийся свист.

Крак!

– Пе-ту-шо-о-о-ок…

– Ты словами-то не разбрасывайся, Касатиков!

О, и Лазарчук проснулся! И явно принял «петушка» на свой счет!

– Твою мать! Кто это?! Стой, стрелять буду!

Я не сразу сообразила, что за боевой доской бравые парни не видят моего лица и с их стороны ситуация в целом видится не столько комической, сколько пугающей. Еще бы, представьте: два полицейских товарища, просто коллеги, мирно спят в одной постели, не подумайте ничего плохого, ни-ни, и вдруг в опочивальню к ним вламывается некто с дубиной…

– Это не дубина, а лаковая картина на дереве «Пасха в Палехе», – оповестил меня внутренний голос.

Ага, машинально додумала я, глядя на бумажную наклейку на обороте доски, вламывается к ним, значит, некто, снаряженный, как для крестного хода в дурдоме – в пижаме, мягких тапках и с высоко воздетой расписной доской. Как будто благословляет на непристойности какие-то! А перед этим еще под одеяло коварно заползает и волосатые ноги пытливо щупает! И как прикажете реагировать?

– Не стреляйте! – торопливо попросила я.

Тут у меня мелькнула мысль явить парням свое лицо, отбросив в сторону доску, но я отбросила не доску, а эту самую мысль, потому что из внушительной работы палехских мастеров мог получится неплохой щит в том весьма вероятном случае, если пальба все же начнется.

– Эй, ты! Руки вверх! – скомандовали мне.