Братья в ужасе переглянулись, и Илай, устав от этой затянувшейся семейной драмы, сказал:
- Я отмечу одного из них печатью. Чернилами, которые никто не сможет смыть или подделать.
При всей своей разумности его предложение вызвало столько удивления. Будто убийство было проще и понятнее. В духе этого дома.
- Чёрт возьми, - выдохнул Маяр, как будто до него только дошло. - Ты же выжил. Ты всё-таки выжил и стал отшельником. Нам нужно за это выпить!
***
Отец пил за двоих, поводов было полно, радостных и не то чтобы. Ему всё нравилось, кроме одного: его возмущало, что мужчина, которым стал его сын, не может отметить своё возвращение ни одним из привычных самому Маяру способов.
- Мне скоро будет семьдесят, а у меня до сих пор стоит, - счёл он важным сообщить. – Ты видел Руи? Видел эту женщину? Разве похоже, что её не удовлетворяют?
- Я видел, как на неё косятся твои солдаты, - ответил Илай.
- К ней никому нельзя прикасаться, - проворчал Маяр. – Ты мне поэтому здесь и нужен. Я становлюсь богаче, а люди вокруг – жаднее. Меня грабит собственная прислуга, а стража хочет убить. Ты будешь здесь и казначеем, и начальником охраны.
- И смотрителем твоего гарема, похоже.
- Осуждаешь меня, «Старец»? – Он усмехнулся, разглядывая его. – Да, ты возмужал телом, но духом оскудел. Твой взгляд бесстрастен, тебе теперь ничем не угодить. Что там с тобой делали, раз в восемнадцать лет ты уже пресытился жизнью?
- Хм. – Илай не стал вдаваться в подробности.
- А я… Знаешь, я уже давно не чувствовал себя таким молодым. – Маяр размечтался. - Меня ублажает Дева и защищает Старец. Если так и дальше пойдёт, мне будет служить само Дитя…
- Она ведь на самом деле никакая не Дева, - перебил Илай раздраженно. – Не отшельница. Понимаешь? Она не жила во Внутреннем мире и не достигла Высшего мастерства, так что кончайте перед ней на животах ползать.
- Хочешь сказать, что видел что-то более красивое, чем она?
Да. Единственная женщина, которую он мог любить, единственный человек, которого он хотел защищать, превратился в пепел, а отец о ней не вспомнил на протяжении всего разговора.
- Руи – поцелованная Девой, для людей это одно и то же. Из-за того, что сами Девы прячутся в горах, приобщиться к их красоте и славе мы можем только через этих женщин. Я взял её к себе два года назад. – Маяр паскудно ухмыльнулся. – И я до сих пор убеждён, что на неё даже у импотента встанет. Спорим?
- Пойду напишу на лбу у твоего старшего сына «наследник», а потом уйду, - ответил на это Илай, поднимаясь.
- Чего? Куда?!
- Вернусь домой. В пески.
- «Домой»?! Ты издеваешься надо мной, парень?! Ну-ка стой! Я приказываю тебе! – Он вскочил на ноги и тут же свалился на пол, потеряв равновесие. – Ах ты мразь… Думаешь, можешь распоряжаться своей жизнью? Я породил тебя! Я тебя никому не отдавал! Ты мой! Мой! Но если сейчас уйдёшь, я отправлюсь к Дитя, и расскажу ему, что ты тут устроил! Тебя казнят, как отступника твои же собратья! Ты слышал?! Только выйди за ворота…
Он не вышел.
Заглянув на кухню, Илай увидел там служанку матери. Она собрала ему ужин, сокрушаясь, что не такого пира он заслуживает и не такой компании. Она даже не представляла, что чувствовал человек, проживший в пустыне десять лет, вгрызаясь теперь в сладкую мякоть дыни и слушая знакомый голос. Пусть не тот, который он мечтал услышать, но разговор всё равно шёл о ней...
Потом служанка сообщила, что распорядилась насчёт ванны.
Ванна. Это первое, что сделает любой Старец, выйдя во Внешний мир. Из-за того, что Илай слишком спешил, в дороге он отвлекался лишь на еду и короткий сон. Теперь он знал, что спешить нет смысла - никогда и никуда больше. Даже мимолётность его собственной жизни не казалась ему поводом поторапливаться.