Ухо оказывается напротив выходящей в холл замочной скважины.

– …да не до нас им сейчас. Я же собственными глазами видел их обоих в постели, – слышу обрывок фразы.

Это они про кого сейчас? Про меня и хайлорда? Тоже решили, что мы силу пробуждаем?

– …и щенок сорвал предназначенный для меня цветок. Фарид бы его побрал! Приехал и испортил все веселье, а у меня на нее были такие надежды.

– но мы же все равно ее получим…

Голос похож на Гарета.

– … но уже помятую, а я хотел свежую, чистую.

О чем это они? Какой-то пес сорвал ценный цветок и помял?

– ..а если его отправить к Фариду? – снова похожий на Гарета голос.

– …убить хайлорда в моем замке? С ума сошел? Я еще жить хочу.

Я едва не вскрикиваю и прикусываю пальцы. Как они перешли от обсуждения сорванного псом цветка к убийству хайлорда?

– …свалим на служанку, а когда насытимся, то и ее отправим на виселицу.

Я вся обращаюсь в слух. Негодяи собираются подставить какую-то бедную служанку. Наверняка, с кухни, а убийство хайлорда обставят как отравление.

Стена, соединяющая спальню и гардеробную продолжает сотрясаться от ударов, но я не обращаю на это внимания. Слушаю разговор, чтобы предупредить хайлорда.

– …нет. Виноватым все равно окажусь я. Замок мой – моя и ответственность…

Так вот чей это голос! Как я раньше не догадалась! Как можно что-то затевать втайне от лорда крепости?

– …вот если в дороге на караван нападут разбойники, это другое дело. От них никто не застрахован, а обеспечивать безопасность на дорогах обязана имперская служба безопасности. Я буду не при чем.

– …ак точно, – хмыкает Гарет.

– …ы меня понял?..

Голоса удаляются и становятся совсем неразличимы.

Я подбегаю к двери, ведущей в спальню и замираю – меня не приглашали. Что если хайлорд как раз усмиряет то, что рвалось на свободу, или обнажен, и его изъян ничем не прикрыт.

Нет, второй раз я такой ошибки не допущу.

Снова усаживаюсь на пол и правильно делаю, потому что за стеной что-то раскалывается с громким звоном.

Провались все к Фариду!

Что она натворила? Зачем? Ненормальная девчонка с чистыми, как горный ручей, широко распахнутыми глазами и приоткрытыми словно в ожидании поцелуя алыми губами?

Я еле сдержался, чтобы не наброситься на нее, не повалить на пол, не впиться безжалостно в мягкий податливый рот, не зарыться пальцами с шелковистые волосы, не стиснуть тонкий стан, не пить ее вздохи.

Приказывал ей: «Убирайся», – а в голове стучало: «Спасайся!»

Спасайся от меня, от того, что готов с тобой сделать, а она смотрела на меня удивленно и ничего не понимая.

Наивная! Слишком наивная, ничего не понимающая в жизни. Как можно их таких выпускать за стены храма, где каждый может обидеть, сломать. Растоптать грязными сапогами ее нереальный мир.

Только когда стройная фигурка, которую так хочется подмять под себя, скрывается за дверью, я могу разжать пальцы, и деревянная основа кровати осыпается на пол мелкими щепками.

Напряжение не отпускает. Толкает вынести тонкую дверь, за которой скрывается девушка, ворваться, схватить ее и…

Кресло летит в стену, разлетается на обломки. Кроме кровати больше тяжелого ничего не нет, а внутри бурлит сила, рвется на свободу, выпрастывается огромными крыльями из клубящейся тьмы. Вокруг разливается холод. Морщатся фрукты, сок от жаркого застывает неаппетитной белой коркой, кувшин с вином затягивает морозным узором.

Меня словно молнией прошивает – как там Элина. Она же совсем неодета и не привыкла к холоду.

Стягиваю свою силу, скручиваю в тугой клубок, прячу глубоко, чтобы не осталось никаких шансов взять надо мной верх и выбраться, но как же тяжело.