Через неделю, когда его рабство на Ральфа закончилось, Том смог наконец-то выбраться во дворец. Король встретил его с радостью, спросил, как он себя чувствует.

– Ну, по крайней мере, он уже так не кашляет, – с глубокомыслием на лице сообщил Эмиль.

– Уже не кашляю, – эхом повторил Том.

– А мне Эмиль сказал, что ты приболел. Вы же купались, да? Холодно еще. Ханса нет, спросить не у кого, хотел уж гонца до вашего дома посылать.

– Ваше величество так добры ко мне, – повесил он голову, краснея. – Не стоило беспокоиться.

– Запомни, мой мальчик, для короля нет ничего важнее его подданных, – приобнял за плечи монарх.

– Важнее даже сына? – неожиданно выдал Том и сам испугался.

Король рассмеялся.

– Идите, берите кинжалы, я научу вас их метать, как янычары. Знаете, кто такие янычары?

Мальчишки замотали головами.

– А мне вот довелось с ними познакомиться…

И полился рассказ неспешной рекой о путешествиях и дальних странах, о людях в смешных обмотках на головах и широких штанах, собранных на щиколотках, о славных боях и победах. И ставил король руку своим будущим воинам, объяснял, как кинжал держать да ветер ловить, как целиться и как не порезаться, как летит острое тонкое лезвие и в дерево вонзается. Вечером собрали мальчишки королевский табун и ушли в ночное – отрабатывать броски, чтобы потом показать королю, какие они воины искусные, как быстро всему учатся.

– Эмиль, вы без меня лошадей отгоните? – беспокойно спросил Том, поглядывая на красно-желто-розовый горизонт. – Мне б домой. Отца нет – он через пару дней вернется. Сейчас все на Ульрихе. А он мне голову оторвет, если я скотину не покормлю и корову не подою, на пастбище ее не выгоню. Не успею я и табун отогнать, и дома дела переделать до его пробуждения.

– Слушай, ну давай я с ним сам поговорю? Хочешь, с ребятами его где-нибудь встретим да объясним что почем? Ты ж, считай, на службе у короля, ты не просто так где-то с девками балуешься. Или бабу Унгину попрошу понос на них наслать, если обижать тебя будут. Ну, ты не хочешь, давай я. Том, от меня куска не отвалится.

– Не надо… Я сам… Как-нибудь… – тихо-тихо ответил он. – Я через западные ворота пойду, так быстрее. Ты гони табун через брод к северным воротам. А я в нашем месте переплыву да прямиком до дома рвану. Успею.

– Я все равно с бабой Унгиной поговорю, – упрямо поджал Эмиль губы.

Том улыбнулся, попрощался с друзьями и бегом понесся через луг к реке. Надо успеть до того, как Ульрих проснется, иначе быть битым опять. Не дай бог, если с отцом что-то случится, братья со свету сживут. Мать хоть и заступается, но чем старше сыновья становятся, тем меньше они ее слушают. Быть ему битым…

В этом месте река делала резкий поворот. Берег здесь неровный – то вздымается вверх высокими стенами, в которых устраивали свои жилища стрижи и ласточки, то пологий и болотистый. Перед самим поворотом совсем мелко, там девки любят купаться до самого сентября, а вот за поворотом место узкое и глубокое, там рыба хорошо ловится, Эмиль сети ставит. Там омуты – купаться опасно, но они втроем очень хорошо плавают и им не страшно.

Том выбежал на песчаный берег, не заметив невдалеке у кустов каких-то людей. Скинул промокшие от росы боты, принялся развязывать тесемки ремешка, чтобы снять штаны и рубаху.

– Девственник.

Он дернулся, словно его кольнули в спину, отшатнулся в сторону, оборачиваясь. Перед ним стояло шесть разновозрастных женщин и девушек. Голые, с распущенными волосами и какими-то ожерельями из костей на груди.

– Все так, как сказали кости, – мрачно произнесла седая тетка с безумными черными глазами и обвисшей грудью.