– А моя репутация советника? – процедил Дел, не отводя взгляда от Ссадаши.

– К следующему приезду успеет выправиться, – постарался утешить друг. – И о какой репутации ты говоришь? Ты – советник наагашейда.

– А вот из-за этого, – Шаш поднял следующий лист, – император зол больше всего. Претензия от настоятельницы монастыря Арлитины. «Раашир, ты обещал, что в Дардане мы в полной безопасности, и гарантировал, что никто не посмеет нарушить твой указ и проникнуть на территорию нашего дома! За последние три года это третье нарушение. Они уже толпами ходят! Будь добр и сдержи, наконец, своё обещание. Иначе клянусь…»

Нижняя часть листа была оторвана, продолжение император оставил себе.

– Похоже, госпожа настоятельница имеет связь с императрицей, – Шаш понизил голос. Дейна невольно отвлеклась на его хвост, когда тот совершенно неосознанно огладил ноги сидящей рядом госпожи Лаодонии.

– Неужели? – заинтересовался Ссадаши.

Дел перестал сжигать его взглядом и тоже посмотрел на Шаша.

За новость, что кто-то имеет связь с загадочной женой императора, могли бы заплатить золотом по весу осведомителя.

– Император в запале оговорился, что у него будут большие проблемы с женой, – добавил Шаш. – Я не стал ничего уточнять, понадеялся, что он в сердцах выпалит что-то ещё, но нет, он спохватился.

– Проболтаться о таком главе наагатинских соглядатаев… – с сомнением протянул Вааш.

– Видимо, кое-кто, – Дел зыркнул на Ссадаши, – очень сильно насолил.

– И это ещё не вся соль, – Шаш зашуршал бумагой. – «Ввалились в таверну «Барашек в лопушках» и, угрожая арбалетом, затребовали вина. Ограбили на две бутылки закарийского!»

– У них отродясь такого вина не водилось! – возмутился Ссадаши. – Взяли какую-то красную муть, отдающую конопляной настойкой.

– И мы не угрожали, – поддержала его Дейна. – Я держала арбалет на плече и ни в кого не целилась.

– Специально не целилась, – расплылся в ухмылке наагалей, вспоминая, как Дейна с заряженным арбалетом на плече поворачивалась и все, кто оказывался за её спиной, спешили залечь на пол.

– «Намалевали на стене храма Богини-Матери покаянную надпись «Прости нас! Мы примем сан и искупим грех служением!»

Вааш загоготал.

– «Потом вернулись к зданию суда и нарисовали на его стене продолговатый предмет неприличной формы и беременного судью, чем нанесли тому страшное оскорбление».

– Всё-таки рисовать стоило мне, – озадаченно протянул Ссадаши.

– Судья здесь продажный, – шипел наагалей на ухо Дейне, – в прошлый мой приезд он у меня взятку брал. Давай уличим его.

Ни Дейна, ни Ссадаши не подумали, что за двадцать с лишним лет судья мог смениться.

– Только рисуй ты, а то меня узнают. Во! – наг сунул Дейне измочаленную веточку вместо кисти. – Давай судью рисуй.

– Да я не очень умею. Да и не видела его ни разу!

– А ты подпиши, что это судья. Давай-давай! И мешок ему в руки дай. И как намёк, чтобы он всё понял, хвост мой рядом нарисуй. Но только хвост! Чтоб никто не понял, что он мой!

Ну, никто не понял, что это хвост наагалея. Никто вообще не понял, что это хвост.

– Закончилось? – Вааш перегнулся через Ссадаши, чтобы глянуть на листы в руках Шаша. – Маловато… Плохо рыли. Вот после наших с ним последних похождений написали один роман, два рассказа и четыре песни сложили.

– А сколько легенд придумали… – недовольно протянул Дел.

– Мы с Дейной не успели сработаться, – Ссадаши ласково прищурился в сторону невозмутимой хранительницы. – Но…

– Я больше никогда не буду пить, – пресекла попытку заглянуть в будущее Дейна.

– Да ладно тебе, из-за одной картиночки и пары неоплаченных счетов? – игриво протянул наагалей.