(Уже после события, выбравшись к своим, я узнал кое-что, в первую очередь на версию об измене и работавшее. Оказалось, еще восемнадцатого июня из Москвы в приграничные военные округа пришел приказ: вывести войска из лагерей и привести в боевую готовность, военные самолеты на аэродромах рассредоточить. А за несколько часов до нападения немцев товарищ Берия отдал приказ пограничным войскам: занять окопы и боевые позиции, быть готовыми ко всему. Так вот, приказ выполнили все военные округа – кроме Западного особого, которым командовал генерал Павлов. Войска не тронулись с места, самолеты не то что не рассредоточились – с них сняли пушки и пулеметы, а во многих местах орудийные замки увезли в Минск якобы на какую-то проверку. Что вышло в итоге? На севере и на юге Ворошилов и Буденный отступали, что правда, то правда, но в строгом порядке, даже с контратаками, немцам, как ни старались, так и не удалось оторвать от них и окружить более-менее крупные части. А вот через Белоруссию, то есть генерала Павлова, немцы прошли как нож сквозь масло, все окружения, разгром и нескончаемые колонны наших пленных – это Белоруссия. Прикажете поверить, что Павлова расстреляли зря? Мы тогда уже думали, что это – недострелянные остатки заговора Тухачевского…)
Мы шагали, пыля сапогами, унимая ворчавшие кишки, – все равно ни еды, ни воды. Что хуже всего, дорога не шла строго по компасу с запада на восток – порой петляла, отклонялась к другим сторонам света. Тогда шли напрямик (у майора был компас), то голыми равнинами, то, гораздо чаще, лесом – лесистые были места. По дороге попалось две немаленьких деревни, издали удалось рассмотреть, что и там немецкие машины и танки, пришлось давать крюк. Казалось, немцы были везде. Понемногу создалось устойчивое впечатление, что они не просто обошли эти места справа или слева, а заняли весь немаленький район и впереди, на востоке – тоже уже немцы, рано или поздно мы в них упремся, и обойти ни за что не удастся…
Майор не говорил вслух, но, оказалось, именно так и думал. Когда перевалило за полдень, он выстроил солдат на большой поляне и толкнул форменную речь. Сказал, что уверен: мы в полном окружении, и нас, если будем двигаться в прежнем порядке, скоро обнаружат и задавят числом, а то и гусеницами. А потому он как старший по званию приказывает: закопать пулеметы (замки отдельно), разбиться малыми группами и выходить к своим самостоятельно. Сам он пойдет с командирами, и чтобы никто к ним не набивался.
Руки чесались достать пистолет (мне выдали в Минске ТТ) и загнать ему пулю в лобешник. С точки зрения устава он был никакой не командир части, но как кадровый военный должен был понимать: подразделение, пусть с бору по сосенке сколоченное, после такого приказа боеспособным подразделением быть перестанет, рассыплется черт знает во что…
Но я сдержался. Не стоило переть против доброй сотни вооруженных людей. Видел, что солдаты приказ приняли большей частью с облегчением, иные даже с одобрительными возгласами – мол, такую толпу и с самолетов в два счета перещелкают, а танки… Ну что мы можем танкам сделать без единой гранаты? А так – ловчее будет к своим пробираться, а там, смотришь, и наши главные силы подойдут. В таком вот духе. Военюрист, по лицу видно, думал то же, что и я, – явно пришел к тем же выводам, что и я, вот и получилось, что плетью обуха не перешибешь…
Пулеметы и замки закопали, наскоро разбились по трое-четверо и стали расходиться, будто – тьфу! – публика после спектакля. Мне майор предложил идти с ними, но я отказался, особенно не раздумывая, – не мог видеть эту рожу. Какое-то время по-дурацки торчал на поляне, где людей становилось все меньше и меньше, совершенно не представляя, что же теперь делать. Тут ко мне и подошли двое, судя по ухваткам, кадровые, с пехотными эмблемами в петлицах – один моих лет, с винтовкой и противогазной сумкой через плечо, а второй лет на пять постарше, с кавалерийским карабином и двумя треугольниками в петлицах: командир отделения, по тогдашней терминологии, комотд (или, как солдаты по-свойски говаривали в отсутствие командиров, попросту «комод»), оба без головных уборов. Молодой сказал: