Где-то здесь мой предел сдержанности тоже заканчивается.

А не пошёл бы он?

Вместе со всеми своими расспросами…

Тем более что он действительно пошёл.

Вернее, полетел…

Вместе со своим стулом. С одного удара.

Я только и успеваю, что открыть рот…

Сперва чтоб послать его вслух. Затем от банального шока. Раз уж сказать ничего не удаётся, а моя рука оказывается реально свободна. И всё исключительно благодаря тому, кто теперь возвышается чуть сбоку, хмуро взирая на весь этот бардак под грохот падения Джозефа Хардвига.

Вот же…

Ещё и это!

Тот, чьё имя мне до сих пор неизвестно, находится всего лишь в полушаге от меня. Сегодня на нём нет пиджака. Белая рубашка расстегнута на две верхние пуговички. Рукава закатаны почти по локоть, создавая небрежный вид. Вот только взгляд всё такой же. Тяжёлый. Суровый. Тёмный. Жёсткий. Не позволяющий обмануться расслабленной позой стоящего напротив. Недаром Джо так и не поднимается, жалобно поскуливает, схватившись за кровоточащий нос. Всё это вынуждает вспомнить и о собственном внешнем виде. Я ж как сбежала во время ужина в заурядных клетчатых шортах и бесформенной футболке, сползающей с правого плеча, так и сейчас пребываю в том же виде.

Ну вот чего мне дома не сиделось?!

Пусть и у Нины…

Но то про себя.

— Салют, — честно борюсь с непонятно откуда взявшейся улыбкой, хотя и выходит откровенно плохо.

Очень стараюсь не заглядываться на его губы, по которым в ответ скользит снисходительная насмешка, пока моя память услужливо подсовывает всё то, что ещё вчера они мне бессовестно нашёптывали.

— Салют, Эва, — в тон мне отзывается он.

И да, я всё ещё в шоке!

Причём в весьма своеобразном и сугубо избирательном шоке, ведь, глядя на своего нежданного спасителя, того, кого сама недавно вроде как спасала, вдруг слишком отчётливо вспоминается часть нашего с Ниной «плана» по вызволению меня из грядущего замужества. Причём именно ту, где мой папочка приходит в ужас от того, что я вдруг выбрала… именно такого, как он. Может быть, поэтому, а может, и не только, подобный выбор мне вдруг нравится всё больше и больше, а немного погодя и вовсе становится привлекательнее некуда, едва брюнет сокращает дистанцию между нами, притягивает к себе ближе, помогая подняться, а затем ведёт за собой на выход.

Да уж…

Наверное, именно так и становятся шлюхами.

От отчаяния…

Это и помогает прийти в себя.

Жаль, довольно запоздало. Как минимум для того, чтобы действительно опомниться и отправиться уже наконец домой, завязывая с сомнительными приключениями и не менее сомнительными компаниями. Минуты не проходит, мы на улице, а меня усаживают в высокий внедорожник. Тот не задерживается. Срывается с места в считаные секунды.

И…

— Стойте! — снова вспоминаю о той, с кем сюда прибыла.

Нина же где-то там остаётся!

Не имеет ни малейшего понятия о том, что происходит.

— Если ты беспокоишься о своей подруге, то не стоит. Айзек вернёт её в целости и сохранности, — невозмутимо отвечает… то ли мой спаситель, то ли мой похититель.

И не думает ведь вовсе притормаживать. Наоборот. Скорость, с которой движется машина, лишь увеличивается.

— Вернёт… куда? — прищуриваюсь, заново разглядывая суровые черты мужского лица.

Позвонить бы ей, но я свой мобильник вырубаю, ещё когда перед отцом психую, а затем сваливаю. И оставляю заветный гаджет у той же Нины в квартире. Тупить — мой основной диагноз, вот да.

— Куда скажет или захочет, — безразлично пожимает плечами собеседник, а через короткую паузу добавляет с отчётливой издёвкой: — Или у тебя есть какие-то особые пожелания на этот счёт?