Порция глинтвейна и мужчина, окруживший меня вниманием, дарит состояние эйфории и желания продолжения. И если вчера я сомневалась в возможности секса, то сейчас, глядя в искрящиеся глаза, укутывающие нежностью, хочу оказаться в домике и проснуться не одна.
Возвращаемся на базу затемно, проведя на склоне семь часов. Приятная усталость, разливающаяся по телу, подталкивает к ужину и отдыху. И пока сидим в кафе, ожидая заказ, Паша снова и снова смотрит на телефон, который лежит рядом.
– Ты ждёшь звонка?
– Нет, сообщения. – Убирает телефон в карман. – Ребята переделали макет, который не понравился заказчику, и я жду, когда отпишутся о согласовании. И всё – я весь твой.
– А часто бывает, что заказчик требует исправлений?
– Часто. У всех разное понятие «красиво». То, что вызовет моё восхищение, тебе, например, может совсем не понравиться. И наоборот. Зависит от восприятия. Иногда такое заказывают – кровь из глаз, – в подтверждение прикрывает верхнюю часть лица ладонью.
– Что в этом случае делаете?
– Стараемся осторожно увести заказчика в ином направлении. Иногда получается: человек прислушивается, и даже несмотря на собственные предпочтения, принимает наше мнение, а иногда компромисс невозможен.
– Почему?
– Потому что есть очень упёртые экземпляры, считающие своё мнение единственно верным. В этом случае отступаем. Заказчик одобрил, оплатил, а дальше не наша забота.
– Тебе нравится твоя работа? Она интересная?
– Я бы сказал, креативная. Да, нравится.
– А кем ты хотел стать в детстве?
– Военным. Как отец.
– Не получилось? – Паша много рассказывает о времени настоящем, а вот о прошлом было озвучено лишь несколько скупых фраз, не считая истории с бывшей женщиной.
– Когда срочная служба закончилась, планировал подписать контракт, но не срослось. После поступил в институт, а дальше ты знаешь. А ты кем мечтала стать?
– Учителем начальных классов.
– Серьёзно?
– Да. Я хорошо лажу с детьми, и мне всегда казалось, что это работа мечты.
– Не получилось?
– Нет. К сожалению.
Помню, как сообщила папе о своём намерении поступить в педагогический и его недовольство. У него планы были иными, решение было принято, а моё мнение не учитывалось. Он делал из меня свою мечту, и права голоса у «мечты» не было.
– С годами я пришёл к выводу, что иногда мечты не сбываются нам во благо.
– Я с твоим выводом согласиться не могу. Сейчас точно.
– Иногда я тебя слушаю, и мне кажется, что тебя в семье обижали. Возможно, морально или физически.
– Физически нет, а вот морально… – подбираю слова, способные обрисовать обстановку в моей семье и скрыть нюансы деятельности папы. – Я не могу назвать это насилием в прямом смысле слова, скорее, косвенно. Ещё с детства папа уготовил мне конкретную роль, и делал всё, чтобы я в неё идеально вписалась. И я вписывалась до определённого момента.
– А затем, как я понял, произошёл разрыв с бывшим мужчиной, смерть отца, и ты оказалась в кофейне.
– Да, так всё и было.
Снова и снова соглашаюсь с тем, что папы больше нет. И всё бы ничего, вот только каждый раз внутри что-то переворачивается, напоминая, что я паршивая дочь. Интересно, надзиратели не появлялись? Если они не увидят меня более двух дней, есть вероятность, что, вернувшись, я столкнусь в дверях отцом. И от этой мысли становится не по себе, особенно после того, я в десятый раз повторила, что родитель мёртв.
– Пойдём отдыхать?
Ужин съеден, счёт оплачен, и я очень хочу насладиться общением с Пашей наедине. Выходим из кафе и направляемся к домику, который оказывается на приличном расстоянии от главного корпуса. Но мне хорошо идти в обнимку с мужчиной и предвкушать развитие наших отношений в другом формате. Поэтому, как только входим, произношу: