– Именно так.

– Почему? – Теряюсь от вопроса. – То есть, я хотел сказать, неужели не нашлось человека, который бы тебя заинтересовал?

– Нет. Тебе это может показаться странным, но… Знаки внимания, комплименты, приглашения были – не было искры. Не знаю, как объяснить.

– Когда смотришь на человека, на первый взгляд обычного и ничем не выделяющегося, но понимаешь, что именно его прикосновений ждал.

– Да…

Удивительно, но Павел точно передаёт разрастающееся во мне ощущение. Пугающее и дезориентирующее, но совершенно естественное для любого человека, который решился построить новое, отбросив старое и болезненное.

– Ты смутилась.

– Просто… просто не думала, что это так заметно. Моя симпатия.

– Могу предположить, если бы я тебе не понравился визуально, вне кофейни ты со мной не встретилась бы.

– Наверное, да.

– Не наверное, а точно. Кстати, а что тебя привлекло? – Прямой вопрос, на который ответа у меня нет. Сейчас точно. Обдумываю, что сказать, но он продолжает: – Типаж? Знаки внимания?

– Настойчивость и одновременно мягкость. Знаю, сочетание странное, но, как оказалось, может быть гармоничным. В твоём исполнении.

И если первая роза была воспринята мною неоднозначно, то последующие выглядели вполне логично, а простота, с которой Павел вручал каждый цветок, подкупила. И да, типаж точно мой, а наличие классического костюма вызывает стойкую ассоциацию с чем-то серьёзным, а точнее с папой. Мне кажется, я ни разу не видела отца в простой одежде. В его гардеробной почти сотня костюмов и такое же количество галстуков. Или все девочки стремятся найти того, кто будет хотя бы отдалённо напоминать им отца?

Напоминает ли Павел? Скорее, нет, чем да. Но Виолетта права: есть в нём нечто основательное и источающее силу, подкупающее и заставляющее в данный момент глупо улыбаться, отвечая взаимностью на игривую улыбку. Он всегда смотрит в глаза – прямо и открыто, – и в то же время оставляет место для чего-то подсознательно непонятного мне.

В нашем доме часто появлялись люди, которых отец называл компаньонами или полезными знакомыми. Среди них были те, кто вызывал интерес, вопросы и даже страх, но все как один, они источали силу и желание пригнуться. Меня и Алину папа им не представлял, но я всегда с интересом наблюдала за ними из смежной с кабинетом отца комнаты, оставаясь незамеченной им. Потом я отметила, что Антон и его дед в нашем доме не бывали, что и послужило основанием для развития отношений и моей уверенности в правдивости происходящего.

Ещё час болтаем обо всём и ни о чём, понемногу раскрываясь друг другу. Увлечения, интересы, предпочтения совпадают частично, но ведь так и должно быть? Не могут люди всегда и во всём смотреть в одну сторону, безапелляционно сходиться во мнениях и иметь одинаковые вкусы. Если бы Павел поддакивал мне, не имея чего-то своего, я однозначно уличила бы его в искусственности.

– Где ты живёшь? – Решаюсь спросить, как только покидаем кафе, попадая под мелкий снег, который день накрывающий город.

– Ленинский район.

– Снимаешь жильё?

– Нет. У меня своя квартира. Небольшая однушка, за которую мне ещё расплачиваться десять лет, но когда-то я решил, что лучше платить за своё, чем за чужое. А ты?

– Я живу… – осекаюсь, не желая называть адрес. – Юбилейный.

– Старый район. Там половина домов стоит под снос.

– Знаю. Я живу в аварийном доме.

– То есть? – Павел останавливается, придерживая меня за локоть и откровенно переживая. – Ты понимаешь, что дом признают аварийным при условии, что для этого есть основания? Аварийность предполагает наличие угрозы жизни и здоровья.