О практике в больнице можно забыть сразу.

Абзац.

А так хотелось… Ей обещали пока травматологию, но потом… Ага, теперь ей травма тоже светит. В качестве пациентки.

Только вот почему над головой какая-то пыльная розовая тряпка? И что это за тетка с тремя зубами, которая глядит ей в лицо и проникновенно спрашивает:

– Госпожа очнулась?

При этом изо рта тетки дохнуло таким смрадом, что Аля застонала – и потеряла сознание.

Но хотя бы все тело болеть перестало.

Во второй раз открыть глаза оказалось чуть легче. Опять было больно. Но теперь меньше. И Аля никак не могла понять, почему болит в области паха, если была автомобильная авария? Вроде бы она головой ударилась, а не тем самым местом. А с другой стороны, кто его знает? Могла и тем самым.

Больно.

Над головой опять была мерзкая розовая тряпка. В воздухе воняло чем-то горелым и, пардон, дерьмом. Но сознание вроде бы отплывать не собиралось. Пока.

И Аля повела глазами по сторонам.

Увиденное заставило ее серьезно усомниться в реальности происходящего. Может, она слишком сильно головкой об машинку треснулась, и теперь у нее глюк? И он атакует?

Было от чего пребывать в шоке. Она лежала в большой комнате на здоровенной кровати. Комната размером не меньше, чем вся родительская трехкомнатная квартира. И кровать занимает гордое положение посередине. С одной стороны окно, в которое виднелся лес. С другой – огромные шкафы. А если смотреть прямо – дверь. Роскошная, вычурная и позолоченная. А сама комната напоминала жилище придурошной барби. Другой характеристики Аля подобрать не могла.

Розовым было все. Стены, затянутые приторно-розовой тканью в золотых цветах размером с капусту. Занавески веселенького поросячьего цвета. Шкафы, покрашенные косоруким маляром в тот же барби-цвет, для полного счастья еще и обляпанные золотом. Столик на ножке – разумеется, по ножке вились розы, а окраска столика напоминала грудь снегиря. Кресла, обитые той же тканью, что и стены. Здоровущие вазы с розами. И венец всего – пыльно-розовый балдахин над кроватью. Со здоровущими бантами золотого цвета.

Аля почувствовала, как перед глазами поплыли розовые круги. Но в этот раз так легко сознание потерять не удалось.

– Госпожа!

Над ней нависло то же лицо, что и в прошлый раз.

Аля кое-как собрала остатки сил – и выдохнула:

– Где я?!

Получилось что-то вроде «е… а…». Откровенно плохо получилось и невнятно. Но – как смогла.

Видимо, сиделка (а кто еще может сидеть рядом с больным человеком?) приняла это за разрешение говорить или что-то еще в этом духе, потому что затараторила:

– Госпожа, я так рада, так рада, что вы очнулись! Вы уже три дня лежите. Знахарка была, сказала, что трогать вас нельзя, коли тело само смерть переборет, так тому и быть, а коли не переборет, то и судьба вам за ребеночком вслед уйти. Родильная горячка – она ж много кого сгубила. Мы боялись, что и вас хвороба приберет, ну и молились ежечасно – с божьей помощью вы и на ноги скоро встанете. А вот водички не хотите ли?

И перед носом у девушки появился здоровенный кубок из желтого металла.

Золото?

Сверкнули алые самоцветы по ободку чаши.

Аля почувствовала себя зависшим компьютером. Машинально вытянула губы, прикоснулась к холодному металлу, и в горло ей полилась вкуснейшая холодная вода. Прекрасная. Чистая. Без малейших признаков ржавчины. И смешанная с чем-то вроде дешевого вина из пакетов…

Да что тут происходит?!

Но спрашивать Аля поостереглась. Вместо этого прикрыла глаза и принялась размышлять.

Чем-чем, а логическим мышлением боги девушку не обидели.