Мия села обратно и положила голову на стол, обняв ее руками.

– Не паникуй, Миечка. Вдвоём мы с тобой такие дела совершим, ты точно не пожалеешь, если доверишься мне.

Подняв на Петю вмиг побледневшее лицо, она сказала:

– Я даже не догадываюсь, о каких таких грандиозных делах ты говоришь, но то, что я испытывала к Мишелю, и то, что я чувствую по отношению к тебе – два разных чувства, это точно! У меня нет ни филологического образования, ни врожденного красноречия, чтобы описать те чувства и те страдания, которые мне пришлось прожить до встречи с тобой. А потом я нашла для себя оптимальный вариант: я положила все эмоции, переживания, чувства в морозильную камеру и плотно закрыла дверь. Я заморозила себя. Замороженная и жила. Со временем привыкла и даже полюбила это состояние. И вдруг, неожиданно в моей жизни появляется Михаил, затем в нее врываешься необузданным вихрем ты… И что? Я не ожидала от самой себя такого отклика на эти события. Почти мгновенно я разморозилась, оттаяла и начала чувствовать, начала видеть мир вокруг себя по-другому. И совершенно неважно, через сны это случилось или с помощью Мишеля. А сейчас ты сидишь и пытаешься сказать мне, что ничего подобного в моей жизни нет, что всё, что со мной приключилось – просто иллюзия или плод моего воспаленного сознания! Тогда вопрос. Чем ты докажешь, что и ты сейчас здесь в реальности? Может коньки…

Мия открыла коробку и заглянула в нее, убедиться на месте ли они… а затем продолжила:

– Коньки, каток, этот прекрасный обед и ты, тоже такой прекрасный, как принц – это сон? Просто сон, мой прекрасный сон?

Петр молчал. Мия ждала его реакции, и по складочкам, которые собрались у кончиков его глаз, ждала, что вот-вот он должен рассмеяться. Петр, напротив, стал серьезнее, чем он был ранее и абсолютно безэмоционально произнес:

– Мия, тебе нужно научиться четко определять во сне ты или нет. Слышала ли ты гипотезу о том, что между сном и явью вообще нет различия?

Мия уже не смогла ответить, поэтому отрицательно махнула головой.

– А что, если мы лишь переходим из одного сна в другой? И, может то, что ты называешь явью, есть всего лишь один из наших снов? И сегодня утром, когда ты проснулась после того, как столь неудачно решила посетить Остров Бессмертных, ты и не проснулась вовсе, а наоборот, погрузилась в привычный повторяющийся сон. Может, ты уже привыкла снова и снова возвращаться именно в этот сон?

– Есть ответ! – оживилась Мия. – Явь отличается ото сна тем, что сны всегда разные, а явь всегда одна и та же! Бабушка, например, или работа моя, метро, автобус. Явь у меня всегда стабильная!

– Умница! Явь стабильна, верно! Но теперь ты, как осознанный сновидец, не сможешь отрицать того, что и сны, и места в них могут быть непоколебимо стабильными. Можно смотреть продолжение понравившегося тебе сна из ночи в ночь. Можно назначать во сне свидания, встречаться с тем, с кем пожелаешь! Согласна?

Мия опять качнула головой, только теперь утвердительно, и через паузу спросила:

– Может так оказаться, что мой дом с живущей там бабушкой – это стабильное место сна?

Пришла очередь утвердительно кивнуть головой Петру.

– И как же тогда понять, Петь?

– Есть проверенный способ, надо вспомнить во сне то место, где ты уснул, и добраться туда. Замечу, моя драгоценная Мия, что наяву ты нигде не найдешь своё спящее тело…

– Точно! Потому что я и так в нем! – закончила за Петра Мия.

– Ты очень сообразительная! Да, в сновидении мы раздвоены. У нас четыре руки и четыре ноги. По две у того, кто спит, и по две у того, кто видит сон. Эти два разных «я» – именуются душа и тело. Наяву душа находится в теле, отождествляя себя с ним, а во сне происходит разделение. Хотя, должен тебе заметить, что и наяву можно это разделение организовать, просто наяву это сложнее сделать и трудно заметить.