– И все равно ты, Витя, паршиво выглядишь. Все в порядке?

– Да, – ответил я. – Немного угорел, душно…

Это все Уланов. Я неосторожно вляпался во влажную табачную безнадегу, разлитую вокруг Уланова, и, похоже, теперь сам плотно вонял отсыревшими сигариллами.

– Я сам угорел, Витя. Но ничего, скоро все закончится, отдохнем по-человечески.

– Хорошо бы. А как…

Я кивнул на долгорукую.

– Милиция говорит, что она все уладила, – шепнул Луценко. – Эта чиканошка обещалась не дурить, тихонько посидит.

Милица Сергеевна Качерян – сотрудник Департамента образования, чудесная хлебосольная женщина с округлой прической, это мое третье с ней мероприятие. Хотя в том, что чиканошка дурить не будет, я сомневался, это воньливый разбор, без скандала таким не живется. Но Луценко прав, скоро все закончится, скоро выходной.

– Она тут пыхтела других подстроить, – сказал Луценко. – Типа как наш поэст выйдет на сцену, так они все восстанут и покинут зал с гордым видом.

– И что?

– Никто не повелся. Все же знают про Ваню, он жжет…

С этим не поспоришь, Уланов выступает хорошо, про него знают, в Интернете полно роликов. Никто не согласился, я не удивлен, Ваня хорош.

– Вот и славно.

Зал заполнился окончательно. Гимн стих. Милица Сергеевна поднялась на сцену.

– Воспитывать надо действительно сердцем! – провозгласила она и указала на транспарант.

«Воспитывай сердцем!» – над сценой покачивалась длинная растяжка.

Милица Сергеевна сказала, что конференция завершается на высокой ноте, сегодня будут самые важные доклады, в частности, ее доклад на тему «Практики и методы актуализации возрастных предпочтений». Название доклада мне понравилось, почти в рифму, я бы на месте Уланова сочинил в этом направлении стихи.

– …Проблемы улучшения коммуникации чрезвычайно актуальны и важны, – рассказывала Милица Сергеевна. – В возрастных группах четырех-семи лет коллективное чтение необычайно эффективно…

Кажется, я уснул. Наверное, я действительно угорел в тот день, муторно и тяжело, и воздух был быстро выдышан и пропитан практиками актуализаций и предпочтений; я чувствовал, как всем собравшимся в зале плевать на приучение к чтению, все ждут банкета, а вечером купаться…

– Витя! – громко шептал Луценко. – Витя, просыпайся! Скоро наш Видоплясов!

Я открыл глаза. На сцене продолжала находиться Милица Сергеевна. Она, кстати, вполне ничего.

– А теперь перед нами выступит известный поэт Иван Уланов, – объявила она. – Лауреат премии «Успех», дипломант конкурса «Южная лира»!

Неожиданно я понял, что не хочу слушать Уланова. Обычно я все эти зверства переношу привычно легко, но сегодня с утра…

Но Уланов успел осквернить подмостки своим присутствием.

– Надо нашего поэста зожникам присоветовать, – посоветовал Луценко. – Он их как трактор грелку сплющит.

Возможно, Луценко прав. Уланов и нас сейчас как трактор, богатая идея…

Уланов не спеша приближался к микрофону, непонятным образом умудряясь заполнить пространство всей сцены. Оранжевый цвет. В оранжевом всего слишком много, Уланова было слишком много, и я знал, что со стихами его станет еще больше.

До Уланова мы работали на праздниках с поэтом Шариковым. У детей с этой фамилией никаких негативных коннотаций не возникало, чем сам Шариков активно пользовался, выходя к публике со связкой разноцветных воздушных шаров и во время выступления запуская их гулять по залу. Дети визжали в восторге, и работой Шариков был загружен всегда; когда же его приглашали на взрослые мероприятия, он читал сальные лимерики от лица того самого Шарикова. Правда, года три назад Шариков посчитал, что на юге России его дарованию тесновато, и отправился покорять Москву, где быстро прозрел и поступил в народный театр. Пришлось прикормить Уланова.