Медведева О. О.

старший преподаватель кафедры новой и новейшей истории МПГУ

В 1970‑1980‑х гг. американское бизнес-сообщество перешло к новой стратегии корпоративной социальной политики. Причины этого явления были многогранны. Сказывались последствия структурного экономического кризиса, требующие оптимизировать производственный потенциал, стремительное распространение компьютерных технологий, разительно меняющих характер трудовой деятельности и всю систему производственного взаимодействия, влияние «неоконсервативной волны», направленной против политики «государства всеобщего благосостояния» и порожденного ею социального иждивенчества. Под влиянием этих факторов складывался пестрый «коллаж» разнообразных и подчас прямо противоположных тенденций, меняющих рынок труда, философию бизнеса, характер социальных отношений на производстве. Показательно, что именно в эти годы в США наблюдался пик интереса к так называемой теории стейкхолдеров. Основы ее были заложены в работе Р. Фримена «Стратегический менеджмент: концепция заинтересованных сторон», где в роли стейкхолдеров рассматривались любые группы и индивиды, способные оказывать влияние на достижение стратегических целей организации[206]. Суть теории стейкхолдеров заключалась в том, что современную корпорацию необходимо рассматривать в качестве множественного коммуникативного пространства, сферы взаимодействия самых разнообразных субъектов, в том числе и внешнего окружения – от потребителей до социальных партнеров и органов государственной власти. Корпорация, способная учитывать интересы и требования всех этих субъектов, а, главное, добиваться их синтеза в качестве собственной «корпоративной миссии» и стратегии развития, получает исключительные конкурентные преимущества.

В реализации неокорпоративных моделей социальной политики уже с 1980‑х гг. обозначились два основных вектора: один из них был сопряжен с вводом понятия «корпоративная социальная ответственность» (КСО), а второй формировался в русле «теории человеческого капитала».

Американское бизнес – сообщество трактовало задачи КСО весьма прагматично. В отличие от европейской практики, речь практически не шла о филантропии бизнеса или усилении «общественного контроля». Система КСО рассматривалась как особая модель взаимодействиями кампании с внешними стейкхолдерами, направленная на формирование позитивного корпоративного имиджа и укрепление деловой репутации[207]. Многочисленные примеры доказывали растущую значимость этих факторов в борьбе за конкурентные преимущества. Так, например, триумфальное восхождение на рынке сети кофеен Starbucks началось с рекламной кампании «справедливого» кофе (что означало изготовление продукции без использования детского труда и с соблюдением всех социальных и санитарных норм). А когда обсуждение проблемы «справедливых продуктов» стало угрожать деловой репутации и рыночной привлекательности систем «быстрого питания», сеть ресторанов McDonald’s ответила на этот «вызов» путем развертывания агрессивной «экологической кампании». Негативным примером катастрофического снижения продаж вследствие плохой общественной репутации может служить опыт компании Nestle, которая в конце 1980‑х гг. пострадала из-за политики продвижения молочных смесей в развивающихся странах.

Реализация концепций КСО в русле теории стейкхолдеров отражалась и на внутренней социальной политике компаний. Однако эта сфера оказалась в подчиненном положении и использовалась для решения той же стратегической задачи – формирования позитивного корпоративного имиджа. Основным инструментом стал ввод корпоративных этических кодексов. Уже к концу 1970‑х гг. более 90 % крупных американских компаний имели подобные документы. Американская ассоциация менеджеров опубликовала в 1983 г. свод корпоративных этических кодексов с оценкой их эффективности. Исследования показали, что большинство кодексов связаны преимущественно с регламентацией внешних связей компании – с органами исполнительной власти, клиентами и партнерами, конкурентами, гражданскими и благотворительными организациями, вкладчиками и даже иностранными правительствами. Внутренние же предписания носили «имиджевый» и вполне риторический характер – запрещалось злоупотребление служебным положением, использование активов и внутренней информации фирмы в личных интересах, провозглашалось единство целей и ценностей сотрудников корпорации, дух сотрудничества и взаимной ответственности