Российское авторское право в целом принадлежит к семье европейского, континентального права. Тем не менее само авторское право России отличается от истории авторского права других стран не только особенностями государственного характера, но и запоздалым своим появлением. Это объясняется, в первую очередь, тем, что книгоиздательское дело, которое традиционно определяет начало развития авторского прав, в России до середины XVIII в. находилось под эгидой государственной монополии. Книги производились зачастую в форме переписки по особому царскому указу[107].

Указом 1771 г. в России было впервые дано разрешение на открытие частной типографии одновременно с введением цензуры на иностранную литературу[108]. Однако при этом запрещалось печатать книги на русском языке. В последующие 30 лет указами то разрешалось издание книг на русском языке, то вновь запрещалось (1783, 1796 и 1801 гг.).

До 1816 г. правоотношения авторов и издателей не являлись предметом регулирования законодательства. Отсутствие каких бы то ни было правовых норм, обеспечивающих интересы авторов, приводило неизбежно к полному произволу издателей. Когда, например, А. С. Пушкин готовил новое издание «Кавказского пленника», некий Евстафий Ольдекоп получил от цензурного комитета разрешение на выпуск «Кавказского пленника» с приложением немецкого перевода. По просьбе А. С. Пушкина его отец, С. Л. Пушкин, заявил протест против такого разрешения и подал в цензурный комитет жалобу о том, чтобы никакие сочинения сына не печатались «без письменного позволения самого автора». В ответ цензурный комитет сослался на отсутствие такого законодательного положения, которое «обязывало бы входить рассмотрение прав на произведение»[109].

Участившиеся в первой четверти XIX в. случаи явного мошенничества со стороны отдельных издателей, в частности, сознательного введения публики в заблуждение относительно авторов распространяемых книг, вынудили правительство принять соответствующие меры. В 1816 г. Министерством народного просвещения было издано распоряжение о том, чтобы при представлении рукописей на цензуру к ним прилагались доказательства прав издателя на подачу рукописи к напечатанию. С появлением указанного распоряжения вопрос о правах издателя впервые ставился в зависимость от авторского права создателя произведения.[110]

Одним из первых свидетельств охранения исключительных авторских прав частных лиц, т. е. самих авторов, является положение § 148 Устава императорского Дерптского университета, высочайше утвержденного 4 июня 1820 г., в котором, в частности, определено следующее: «Каждый профессор, узнав наверно, что приславший сочинения на задачи труд другого выдает за собственный, обязан донести о том отдельно, которое, по убедительным доказательствам, выставляет на черную доску имя наглеца (des Schamlosen), присвояющего чужой труд»[111].

На всем протяжении истории развития авторского права в дореволюционной России она была тесно связана с цензурным законодательством, а первый нормативный документ в области авторского права появился в рамках именно законодательства о цензуре. Цензурный устав, утвержденный 22 апреля 1828 г., содержал специальную главу, которая называлась «О сочинителях и издателях книг». Указанная глава, состоявшая всего из 5 статей, дополнялась Положением о правах сочинителей, которое служило приложением к Цензурному уставу. Этим законодательным актом авторам и переводчикам предоставлялись исключительные права на воспроизведение, публикацию и распространение своих работ, а также за ними закреплялось право на вознаграждение за использование и тиражирование их работ. Авторское право представлялось автору или переводчику произведения автоматически после создания произведения и не предусматривало никакой регистрации. В § 135 Цензурного устава было установлено исключительное право сочинителя или переводчика книги пользоваться своим изданием всю жизнь, продавая ее по своему усмотрению. Интеллектуальный продукт сочинителя или переводчика приравнялся к имуществу благоприобретенному. Срок авторского права был установлен в 25 лет со дня смерти автора, по истечении которого «его творения, кому бы оные потом ни принадлежали, становятся собственностью публики и всяк может печатать, издавать и продавать оные» (§ 137)