. Правда, в те дни говорили не о бессознательном, а о «животном магнетизме». Последний есть не что иное, как открытие заново первобытной концепции душевной силы (или «душевного топлива», Seelenkfatstoff), пробужденной в бессознательном посредством нового обращения к архаичным формам мышления. Пока животный магнетизм распространялся по всему западному миру и провоцировал подлинную манию столоверчения[24], что в конечном счете обернулось возрождением веры в фетиши (то есть в одушевление неодушевленных предметов), Роберт Майер[25] восхвалял первобытное представление о динамической энергии, истекающей из бессознательного и навязывающей себя человеку через вдохновение, вознося ту, по его собственным словам, до уровня научного понятия. Между тем эпидемия столоверчения перешла всякие границы и переродилась в спиритизм, который представляет собой современную веру в духов и возрождение шаманической формы религии, присущей нашим далеким предкам. Извлечение повторно востребованных содержаний из бессознательного продолжается по сей день, за последние несколько десятилетий оно привело к популяризации следующей, более высокой стадии дифференциации, к появлению эклектических (или гностических) систем теософии и антропософии[26]. Одновременно закладывались основы французской психопатологии – в частности, основы французской школы гипноза[27], и психопатология, в свою очередь, причастна к возникновению аналитической психологии, а та сегодня стремится научно исследовать область бессознательного – те самые явления, каковые теософские и гностические секты предъявляют простодушным в облике зловещих тайн и загадок древности.

22 Из всего сказанного очевидно, что аналитическая психология не занимает обособленное положение, что она связана с конкретной исторической обстановкой. Само повторное обращение к бессознательному, само нарушение привычного хода вещей случилось приблизительно в 1800 году – под влиянием, на мой взгляд, революции во Франции. Это была не столько политическая революция, сколько революция умов – воспламенение всех тех грандиозных запасов горючего материала, что накапливались со времен эпохи Просвещения. По-видимому, низвержение христианства, публично предпринятое революционерами[28], произвело немалое впечатление на язычника, который прячется в нашем бессознательном, и с тех пор этот язычник не ведал покоя. Он, что называется, жил и дышал в величайшем среди немцев той поры, Гете, а устами Гельдерлина[29] прилюдно оплакивал былую славу Греции. Далее дехристианизация мировоззрения стала развиваться стремительно, невзирая на потуги отдельных реакционеров. Рука об руку с этими событиями шло заимствование чужих божеств. Помимо фетишизма и шаманизма, о которых упоминалось выше, стал распространяться буддизм – за него так радел Шопенгауэр[30]. Стремительно обретали популярность мистериальные религии, и тут нельзя не вспомнить высшую форму шаманизма – «Христианскую науку»[31]. Эта картина живо напоминала первые века нашей эры, когда Рим начал потешаться над старыми богами и ощутил потребность в массовом принятии новых. Как и сегодня, ввозилось практически все подряд, от самых низких и убогих суеверий до благороднейших проявлений человеческого духа. Наше время роковым образом схоже с той эпохой, и вновь далеко не все обстоит благополучно, а бессознательное прорывается вовне и извлекает на поверхность то, что с незапамятных времен таилось очень глубоко. Причем в древности хаос, охвативший умы, был, пожалуй, не столь заметен, как сейчас.